Холодное сердце

Люк рассеянно провел рукой по своим темным волосам и снова принялся ходить туда-сюда, как волк в клетке. Сдвинув брови, он остановился возле книжной полки, где стояла книга пэров. Его так и подмывало взять ее и найти какого-нибудь графа, у которого были дочери-близнецы. Подумав, он решил, что, рассказывая свою печальную историю, Хлоя была слишком взволнована, чтобы лгать ему, да и кому бы пришло в голову, что леди Хлоя станет изображать служанку ради того, чтобы спасти свою маленькую племянницу?

Люка поразило, что две таких красавицы сестры могли исчезнуть из поля зрения местного общества и никто не стал задавать вопросов. Должно быть, их отец обладал огромным влиянием или был таким отпетым негодяем, что к нему не решились обратиться за объяснением. Сжав кулаки, Люк шагал взад-вперед, сгорая от желания наброситься на того, кто должен был заплатить за одиночество и страх, которые пришлось пережить Хлое после того, как она отказалась бросить ребенка умершей сестры.

Не имея возможности выместить свою ярость на вещах, принадлежавших Виржинии, он схватил пустой бокал из-под бренди и швырнул его в огонь. Это не помогло, да Люк и не ждал, что поможет. Если бы он целый день скакал, едва не загнав жеребца, или вступил в долгую схватку с кем-нибудь из профессиональных бойцов в клубе «Джексоне боксинг», это могло бы снять напряжение, но разбитый бокал ничуть не уменьшил его желания вытащить мертвеца из могилы и сплясать на его костях.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, Люк напомнил себе, что пережил ужасный брак и унизительное расставание с женой без того, чтобы крушить мебель или разорять кладбища. Он вспомнил, как Памела делала все возможное, стараясь довести его до срыва. Теперь все было совершенно иначе, и больше всего его мучило, что по какой-то нелепой причине Хлоя винила в произошедшем себя.

Могла ли она остановить свою легкомысленную сестру, выследив ее с любовником, прежде чем та забеременела? Нет. Очевидно, Дафна надеялась, что сможет проскакать по жизни, возлагая вину за свои грешки на плечи сестры, прежде чем упорхнуть дальше. Последний грех убил ее, а на долю Хлои выпало больше и тревог и печалей, чем смогла бы вынести в одиночку любая другая девушка. Люк выругался, ощутив недостойное удовлетворение от мысли, что ни один мужчина не прикасался к девушке, которую он так отчаянно хотел; это желание превратилось в постоянную боль, которая никогда не отпускала его до конца, какие бы расстояния ни разделяли их.

Он улыбнулся, но тут же скривил губы, чтобы от самого себя скрыть свою нежность, и решил, что ему угрожает опасность превратить Хлою в святую. Однако ничто не было так далеко от правды об упрямой, своенравной и несговорчивой леди Хлое, скорее походившей на воинственную фурию.

Если бы ее жизнь сложилась иначе, на нее бы уже обратили внимание, она была бы у всех на устах, как Виржиния, до того, как вышла замуж. Люк вспомнил заказанный его дядей Виржилом после свадьбы портрет жены, где она была изображена во всем блеске, и мысленно представил себе Хлою в шелках и атласах, спадавших с ее прекрасных белых плеч и лишь наполовину прикрывавших упругую высокую грудь. Желание вскипело в нем от одной мысли о том, как она возлежит на диване в голубой гостиной в открытом вечернем платье. Если бы потомкам захотелось увидеть образ его виконтессы, Люк приказал бы написать Хлою в одном из ее наглухо закрытых платьях. Он никогда бы не позволил какому-нибудь молодому художнику с горящими глазами увидеть его леди в таком обольстительном наряде. Резко вздохнув, Люк с удивлением подумал, как далеко завело его воображение, но потом замер как вкопанный, когда понял, что за мысль овладела каждой клеткой его души. Его разум подавал панические сигналы, но все его существо наполнялось счастьем от сознания, что он может провести остаток жизни с этой удивительной женщиной.

Придя к заключению, что он не может ни дать ей уйти, ни сделать ее своей любовницей, даже если она согласится, Люк понял: ему остается либо женитьба, либо сумасшедший дом.

– Проклятье! – громко рявкнул он, нахмурив свои черные брови и поняв, что, должно быть, действительно похож на зловещего лорда Винтера, которым его окрестили светские острословы после того, как он в последний раз появлялся на балу в Лондоне, сопровождая Виржинию.

Люк смачно выругался, шагая взад-вперед по библиотеке, как будто мог найти ответ в одном из ее сумрачных углов. Если бы у него хватило смелости попросить эту женщину выйти за него, она устроила бы ему несносную жизнь. Движимый страстью, опьяненный прелестями ее прекрасного тела, роскошных волос и загадочных фиалковых глаз, он мог на время забыть себя до полного умопомрачения. Но какую пользу этот одурманенный идиот мог принести своей дочери и всем тем, кто его окружал?