Шато явно страдал, и его муки словно заволакивали всех присутствующих ядовитым туманом. Теперь, когда он был в отчаянии, а рисунки Адамберга разоблачили сходство президента с его героем, в нем с легкостью можно было узнать вчерашнего Робеспьера. Сжав губы, он съежился на стуле, и юношеский румянец мигом исчез с его лица. Адамберг устало сел, словно был расстроен и изнурен собственным выпадом. Он положил погасший окурок в пепельницу и грустно помотал головой:
– Но вы, месье Шато, вы умеете улыбаться, а
– Ну, так это значит всего-навсего, – сказал Шато ровным голосом, – что я хороший актер. Но еще раз, комиссар, позвольте поздравить вас. Я сам, будучи опытным зрителем, не ожидал, что кто-то угадает в его облике мое столь прозаическое лицо. Даже ваши сотрудники меня не узнали, насколько я могу судить.
– И все-таки вы с полным основанием считаете, что вам грозит опасность. Если я смог увидеть в Робеспьере Франсуа Шато, то, значит, это под силу и другому человеку. Никто не сможет заменить вас на этой трибуне. Ни у кого это просто не получится. Если вы умрете, Общество перестанет существовать. Более того, после вашей смерти исчезнет и Робеспьер, снова канув в небытие. Хотя предосторожности ради его тело засыпали известью. А душа? Куда делась его душа?
– Я не веду разговоров о душе, комиссар, – сказал Шато уже более жестко.
– Мы оставим вас. Я позволю себе вернуться сюда через три часа.
– А в связи с чем, позвольте узнать?
– Потому что вы не “хороший актер”. Вы это
– Вы покидаете пределы здравого смысла, комиссар.
– Я приду в… – Адамберг взглянул на стенные часы, – полвосьмого. Пока что позаботьтесь о себе, вам это нужнее, чем вы думаете.
Глава 21
Выйдя из офиса Общества – для этого надо было преодолеть двойные ворота с охранником, сложными замками и электронным кодом, президент тут как в крепости окопался, – Адамберг позвонил Ретанкур и приказал обеспечить Франсуа Шато постоянную охрану. Убийца уничтожил Мафоре, поскольку без его финансового участия Общество прекратило бы свое существование. Первый удар оказался роковым. Скорее всего, следующей жертвой окажется Робеспьер. Сначала надо испугать, потом внушить ужас и, наконец, устроить
Сколько еще участников он задумал убить? Столько, сколько потребуется, чтобы упорные слухи спровоцировали массовое бегство из Общества, и вот тогда уже можно будет браться за его душу. Столько, сколько потребуется, чтобы Робеспьер-Шато в гордом одиночестве присутствовал при гибели своего детища. Да, знак убийцы был антиробеспьеровским и изображал гильотину “модели Людовика XVI”. Символ последней воли короля, создавшего механизм, коим ему же и отрубили голову.
– Не упускайте его из виду, Ретанкур. Отрядите на это Жюстена, он не привлекает внимания, и Керноркяна на мотоцикле. Меняйте их на кого хотите, кроме Меркаде, Мордана и Ноэля.
Из чего Ретанкур сделала следующий вывод: один слишком сонный, другой – утомленный, третий – импульсивный.
– Фруасси пусть остается на своем посту, она мне нужна для поисков в интернете. Не знаете, ей что-то удалось?
– Пока нет. Она ищет более прямые пути, то есть нелегальные.
– Прекрасно. Я думаю, что уйду отсюда около половины девятого. Жюстен и Керноркян уже должны быть на месте. Похоже, нашему подопечному грозит реальная опасность. Но не факт, что прямо сейчас. Это может тянуться несколько недель, – предупредил Адамберг, зная, как бесконечная и невнятная слежка изматывает нервы. – Данглар и Вейренк вернутся в комиссариат и объяснят всем остальным, что происходит.
– Ты попал в яблочко, – сказал Вейренк, – Франсуа Шато играет Робеспьера. Но что толку? Зачем тебе снова мучить его?
Они задержались у машины. Адамберг хотел немного пройтись, это было настолько очевидно, что уточнять было не обязательно. Он отдал портфель с рисунками Вейренку, чтобы тот показал их коллегам, и, сунув руки в карманы, собрался уходить.
– Затем, что ему грозит опасность и мы это знаем, – сказал он.
– Ясное дело, – сказал Данглар. – Вопрос – зачем его мучить?
– Данглар, вы когда-нибудь, открыв вино, выпивали только полбутылки?
– При чем тут это?
– Вы прекрасно знаете при чем. Мы не допили до дна бутылку Франсуа Шато. Ситуацию можно описать двояко: Франсуа Шато