Холодное время

– Вот, – сказал Данглар через несколько мгновений. – “…Ибо господин Шато, которого вы любезно мне рекомендуете, является родным сыном Робеспьера”. Заметьте, с какой уверенностью это пишет префект, можно сказать, без тени сомнения. Далее: “Я понимаю, что он не несет ответственности за свое появление на свет, но, к несчастью, его происхождение повлияло самым негативным образом на его суждения и манеру поведения, и он стал самым что ни на есть отъявленным радикалом”.

Данглар поставил компьютер на пол и с довольной улыбкой скрестил руки.

– Что-нибудь еще, Данглар? – спросил ошарашенный Адамберг, склонившись к своему помощнику, словно к волшебной лампе Аладдина.

– Мелочи, но все же. После смерти Робеспьера мать Франсуа Дидье вместе с четырехлетним сыном уехала в Шато-Ренар. Ходили ли о них слухи? Испугалась ли она за мальчика? Была ли его жизнь под угрозой? Вполне возможно. Ведь за несколько лет до этого многие боялись, что и маленький узник Тампля представляет опасность. Потому что голос крови пробуждается и требует отмщения. Как в случае мучеников из башни в Бреши.

– Что еще за маленький узник Тампля? – спросил Адамберг.

– Сын Людовика Шестнадцатого.

– А про тайного сына Робеспьера ничего больше нет?

– Существует описание внешности Франсуа, сделанное во время его службы в армии Наполеона. Это ничего не доказывает, но и не опровергает. Я хочу сказать, что он не выглядит гигантом с орлиным носом и черными глазами. По росту он не дотягивал даже до метра шестидесяти, у него были голубые глаза и светлые волосы, маленький нос и рот.

– И впрямь расплывчато.

– Но вот вторая загадка: через пять лет после неудачной попытки сделаться начальником почтовой станции наш трактирщик стал директором общественных экипажей. Государственных дилижансов! Вот так вот, – сказал Данглар, щелкнув пальцами. – Исключительно благодаря связям в высших сферах. На этом все, больше у меня в заначке ничего нет.

– Это немало, Данглар. Одно свидетельство префекта чего стоит.

– Что-то мне не верится, – сказал Данглар, – что Робеспьер переспал с женщиной. Откуда мы знаем, может, эта Дениз Патийо – так звали его мать, я только сейчас вспомнил, – забеременевшая вне брака, просто похвалялась родством со знаменитым человеком, дабы облегчить себе позорное существование матери-одиночки? Затем семья Шато увековечила эту легенду. И донесла ее до нашего нынешнего Франсуа. При условии, конечно, что он сам является потомком того Франсуа Дидье.

– Тут вот еще что, – сказал Вейренк. – Он ужасно похож на Робеспьера.

– Мы никогда этого не узнаем, – возразил Данглар. – Ни мы, ни семья Шато. Сделать анализ ДНК не представляется возможным, останки Робеспьера в конце концов были развеяны в парижских катакомбах.

– Здесь не истина важна, – сказал Адамберг, снова закинув ноги на подставку для дров. – А тот факт, что потомки Шато поверили в легенду. И дед вцепился в нее мертвой хваткой, как и его предки в свое время. Они раздували это пламя, превратившись в служителей культа. Так что остается думать нашему Франсуа? Что он потомок робеспьеристов, как он сказал мне, или Робеспьера собственной персоной? От этого многое зависит.

– Этот тип нам мозги пудрит, – сказал Вейренк.

– Если он считает себя потомком, – заметил Данглар, – и если он и есть наш убийца, то зачем же, извините, что повторяюсь, он нам написал?

– Он поступает точно как его предок, – сказал Вейренк. – Ведь Робеспьер не убивает украдкой в подворотне, как “лицемерный” головорез из низов. Нет, он предает казни на городской площади. Его казни должны быть показательными.

– Вот вам и третья пробка на дне бутылки, – тихо заключил Адамберг.

Глава 23

Оба партнера Франсуа Шато безропотно согласились по просьбе Адамберга явиться в три часа дня в уголовный розыск. Фруасси тем временем, сидя в архивах Шато-Ренар, занималась поисками потомков Франсуа Дидье Шато, трактирщика 1840 года, а Ретанкур и ее люди по-прежнему охраняли президента Общества.

Новостей нет, – сообщала ему Ретанкур эсэмэской. – Вернулся домой в 22 часа, поужинал в одиночестве, спал один, живет один. Сейчас на своем рабочем месте в отеле, его обычное расписание 11–17 часов. Для смеха – сегодня ночью, при исполнении, на улице Норевен на меня напали три юных оболтуса с бритыми черепами, не устояв перед моими чарами. Крайне польщена. Жюстен свидетель, проблем вроде быть не должно, но парни сейчас в комиссариате 18-го округа, с легкими травмами.

– С тяжелыми, – поправил Адамберг, набирая номер коллеги из 18-го округа. – Монтрё? Адамберг. Тебе доставили сегодня ночью трех парней?