– Одно время пробовал, правда, недолго, – Трясучка указал на щербины шрама вокруг глаза. – Чесалось хуже мудей. Я и подумал, а зачем мне ее носить – только для того, чтобы щадить чувства других мудочесов? Если я могу жить, таская повсеместно эту харю, то они могут жить, на нее глядя. А если нет, то язви их в душу.
– И правильно.
Какое-то время они шли в сумраке молча.
– Извини, что я занял то место.
Трясучка ничего не сказал.
– Возглавил карлов Доу. Ведь это, как никому другому, подходило бы тебе.
Трясучка пожал плечами:
– Я не жадный. Жадных я видел, и это чертовски прямой путь обратно в грязь. Мне надо лишь то, что я имею. Не больше и не меньше. Ну и немного уважения.
– Запросы скромные. Хотя я и сам буду состоять при Доу, лишь пока длится битва, а там снова отойду. Доу тогда, смею надеяться, вторым захочет назначить тебя.
– Может быть. – Трясучка целым глазом покосился на Зобатого. – Ты приличный человек, ведь так, Зобатый? Все так говорят. Прямой, как резак. Как тебе это удается, без кривизны?
Сам Зобатый насчет своей прямоты был не такого высокого мнения.
– Да вот, просто стараюсь поступать по-правильному. Только и всего.
– Но зачем? Я вот тоже пытался. Но как-то не привилось. Не видел в этом для себя выгоды.
– И в этом твоя беда. Все доброе, что я совершил за все годы – а мертвым ведомо, что сделал я его не так уж много, – я совершил лишь ради добра как такового. Просто потому, что так хотел.
– Но ведь это, выходит, уже и не жертва, если ты сам, по своей воле хочешь это творить? Как, творя то, чего ты сам желаешь, сделаться, раздолби его, героем? Ведь так и я, и все могут. И делают.
Зобатый лишь пожал плечами:
– Ответов у меня нет. Хорошо, если б были.
Трясучка задумчиво крутил на мизинце перстень, поигрывая блеском красного камня.
– Получается, так все живут изо дня в день.
– Такие времена.
– Ты думаешь, другие времена будут отличаться?
– Остается лишь надеяться.
– Зобатый!
Звук собственного имени ударил так хлестко, что Зобатый крутнулся волчком, щурясь в темноту: кого это он, интересно, успел с недавних пор еще обидеть? По логике, хоть кого. Едва он сказал Черному Доу о своем согласии, как враги стали сыпаться на него, как из помойного ведра. Рука привычно схватилась за меч, благо на сей раз он висел на поясе. И тут Зобатый разулыбался.
– Поток! Да что ты будешь делать: что ни шаг, натыкаюсь, черт бы их побрал, на знакомцев!
– Вот что значит быть старым байбаком.
Поток вышел навстречу, и все было при нем: и улыбка та же, и даже прихрамывание.
– Байбак байбака видит издалека. Ты же знаком с Трясучкой?
– По отзывам.
Трясучка обнажил зубы:
– Краса неписаная, разве нет?
– Как тут денек прошел у Ричи? – поинтересовался Зобатый.
– Кровушки пролилось изрядно, – ответил Поток. – Я вот был вождем у нескольких ребят, молодых совсем. Даже слишком. Все, кроме одного, ушли обратно в грязь.
– Жаль, жаль про это слышать.
– А мне, думаешь, нет? Хотя война есть война. Думал, не вернуться ли к тебе в дюжину, если возьмешь. А если согласишься, то я бы взял с собой вот этого.
Поток ткнул большим пальцем на какого-то мальчишку-переростка; запахнутый в грязный зеленый плащ, юнец держался в тени и глядел исподлобья: глаз поблескивал из-под темной челки. Надо отметить, меч у него на поясе что надо, с золоченой рукоятью, это Зобатый углядел быстро.
– У него верная рука. Даже имя себе сегодня заработал.
– Похвально, – кивнул Зобатый.
Паренек отличался молчаливостью – никакого бахвальства или бравады, как пристало тому, кто мечом добыл себе сегодня имя. Как, помнится, похвалялся Зобатый, когда добыл свое! Это хорошо. Не хватало еще ершистого засранца, из-за которого в сплоченной дюжине начнется разброд. Как когда-то, годы назад, произошло из-за него, молодого запальчивого засранца.
– Ну так что? – переспросил Поток. – Отыщется у тебя лишнее местечко?
– Лишнее, говоришь? Да у меня и в лучшие-то времена, помнится, больше десяти человек не набиралось. А теперь и вовсе осталось шестеро.
– Во как! А с остальными что сталось?
Зобатый поморщился.
– Да то же, что и с твоими. Как оно обычно складывается. Атрока позавчера убило на Героях. Через день Агрика. А нынче вот утром умер Брек.
Возникла невеселая пауза.
– Брек, значит, умер?
– Во сне, – пояснил Зобатый, будто это что-то меняло. – Нога, видать, подвела.
– Надо же, Брек ушел в грязь, – Поток задумчиво покачал головой. – Вот незадача. Я-то думал, такие вообще не мрут.
– И ты, и я, и все там будем. Одно бесспорно: великий уравнитель подкарауливает всех. У него ни оговорок, ни отговорок не бывает.
– Истинно, – прошелестел Трясучка.
– Ну а до тех пор мы, конечно, могли бы потесниться, если Ричи тебя отпустит.
– Он уже согласился, – сказал Поток.
– Тогда милости прошу. Только учти, что в дюжине за старшую пока Чудесница.
– Вот как?
– Ага. Доу предложил мне начальствовать над его карлами.
– Так ты, получается, второй у Черного Доу?
– Во всяком случае, пока битва не кончится.
Поток шумно выдохнул.
– А как же твое «быть тише воды ниже травы»?
– Никогда не бери на веру чужих слов. Ну что, еще не передумал?
– С чего бы.