– Кому-то что малина, что говно, лишь бы песни горланить, – процедила сквозь зубы Чудесница.
Загадка земли
– Вон они, идут.
Голос у Бледного-как-снег был бесстрастным, будто речь шла о бредущей навстречу отаре овец. Приближение вражеской конницы было хорошо слышно в полутьме. Долгий зов трубы, шуршанье колосьев по конским бокам – все ближе и ближе, – отрывистое перекликание людей, всхрапы и ржание коней, позвякивание сбруи и доспехов. Невнятно, приглушенно, но с грозной неминуемостью. У Кальдера от этих звуков зачесалась разом взмокшая кожа. Вон они, близятся, и непонятно, что лучше, – храбриться или ужасаться. Наверно, лучше и того, и другого помаленьку.
– Представить невозможно, что они клюнули.
Все было так вздорно, что хотелось смеяться. До тошноты, до рвоты.
– Вот же спесивые долболобы.
– Единственное, на что можно надеяться в битве, это что люди редко действуют благоразумно.
Хорошо сказано. Будь у него, Кальдера, благоразумие, он бы уже вовсю пришпоривал коня, уносясь отсюда куда подальше.
– Твой отец потому и был великим человеком. Голова у него всегда была холодной, даже в огне.
– А ты считаешь, мы сейчас в огне?
Бледный-как-снег с неторопливой аккуратностью харкнул.
– Пока нет. Но пекла, сдается мне, не избежать. Надеюсь, у тебя голова останется холодной?
– С чего бы нет?
Взгляд Кальдера метался по змеистой линии факелов перед стеной. Цепь его людей, идущих по плавным подъемам и спускам. «Земля – загадка, которую надлежит разгадывать, – говаривал отец. – Чем больше у тебя армия, тем загадка сложней». В этом он был большим мастером. Один взгляд, и он уже знал, куда поставить каждого человека, как выгодней использовать всякий склон, дерево, ручей, забор, обращая их в союзников.
Кальдер сделал, что мог, учел каждый бугорок и пригорок, расположил за стеной Клейла лучников – однако сомнительно, чтобы выложенная селянином каменная стенка в пояс высотой представляла для боевого скакуна препятствие – так, легкое упражнение. Как ни печально, плоское пространство ячменного поля давало выгоду врагу. Вот уж кому оно в радость. Была в этом некая ирония: отец стремился сделать здешние земли ухоженными, пригодными для земледелия. Разбил в этой и во многих других долинах селения и хутора, построил изгороди; где надо осушил, а где надо заполнил водой канавы, чтобы собирать более богатый урожай. Чтобы в казну текли подати, а войско исправно питалось. Расстелил золотистый ковер гостеприимства перед конницей Союза.
На фоне холмов в глубине долины, в темном море ячменя угадывалась черная волна с колеблющимся гребнем из заостренного металла. Почему-то подумалось про Сефф. Ее лицо представилось так ясно, что перехватило дыхание. Увидит ли он снова свою жену, доживет ли до того, чтобы поцеловать ребенка? Тут кроткие мысли спугнул топот вражеских коней, перешедших на рысь. Гаркали команды офицеры, стремясь к слитности рядов, к тому, чтобы неимоверная масса конского мяса слаженно перла безудержной лавиной.
В сравнительной близости земля отлого всходила к подножию Пальца Скарлинга; колосья там сменялись травой – куда более выгодная местность, но там сидит этот паршивый мерзавец Тенвейз. Справа склон более правильных очертаний, прочерченный стеной Клейла, которая охватывает холм посередине, а дальше теряется из виду, спускаясь к ручью. За ручьем, насколько известно, леса, где тоже засел Союз, готовый вот-вот рвануть с фланга на тоненькую цепочку обороны и растерзать ее в клочья. Впрочем, невидимый враг занимал Кальдера не так, как сотни, если не тысячи тяжеловооруженных всадников, идущих напролом лобовым натиском, – тех самых, чьи драгоценные стяги он только что обоссал. Вот кто действительно требует внимания. А лавина уже видна невооруженным глазом: из полутьмы проглядывают пятна лиц, щиты и пики, блестящие доспехи.
– Стрелы? – склонился к принцу Ганзул Белый Глаз.
Знать бы еще, как далеко они летают, эти стрелы. Надо хотя бы сделать знающий вид. Кальдер помедлил и щелкнул пальцами:
– Стрелы.
Белый Глаз властно взревел; зазвенела тетива, замелькали над головой стрелы, осыпая врага. Хотя способны ли прутики с кусочками металла нанести урон этому защищенному броней мясу?
Грохот конной лавы был подобен буре; она стремительно надвигалась, набирая разгон на север, в сторону стены Клейла и малочисленного воинства Кальдера. Гул копыт сотрясал землю, взметая истолченные в пыль колосья. Кальдера пробило желание броситься наутек, прошило как копьем. Он непроизвольно подался назад. Стоять на пути всего этого было столь же безумно, как под падающей горой.