Холодное железо

И тут он внезапно поймал себя на том, как с каждой секундой страх убывает, сменяясь возбуждением. Всю жизнь он только и делал, что увиливал, изыскивая способы уклоняться и драпать. Теперь же, стоя лицом к опасности, он уяснял, что она, вопреки его страхам, не столь ужасна. Кальдер язвительно улыбнулся, почти захохотал. Гляньте-ка, вот он, и ведет карлов на битву. Он, и стоит лицом к смерти. Он выпрямился в полный рост, приветственно раскинув руки, и что-то орал во всю глотку. Это он-то, Кальдер, лжец и трус, разыгрывал из себя героя. Подумать только, он, и вот так взял и примерил на себя эту роль.

Всадники все ниже припадали к конским гривам, держа пики наперевес. И чем быстрее они набирали смертельный галоп, тем сильнее, казалось, растягивается время. Эх, ему бы, Кальдеру, внимательней слушать отца, когда тот рассказывал о земле; излагал с отстраненным видом романтика, вспоминающего утерянную любовь. Надо было учиться использовать рельеф, как скульптор использует камень. А он же, дурень, был слишком занят фиглярством, таскался по бабам да наживал себе врагов, которые будут его потом всю жизнь преследовать. И вот вчера вечером, оглядев землю и убедившись, что она не на его стороне, он поступил как смог.

Теперь уже ничего не исправить.

У конников не было возможности разглядеть первую яму в этой полутьме и среди колосьев. Это была всего лишь мелкая канава, не больше локтя в глубину и локтя в ширину, зигзагом идущая по полю. Большинство лошадей перемахнуло ее, даже не заметив. Однако пара-тройка тех, кому не повезло, угодили в нее копытами и полетели кубарем. Падение было жестоким – бьющаяся масса конечностей, спутанных поводьев, сломанного оружия и снопов пыли. А там, где они падали, сзади налетали другие и тоже валились, захваченные вихрем крушения.

Вторая яма была вдвое шире и глубже. Здесь коней упало больше, поскольку мчавший следом ряд врезался в предыдущий; кто-то из всадников полетел на собственной пике, как ведьма на метле. Боевой порядок конницы начал распадаться. Кто-то по-прежнему рвался вперед. Другие пытались осмотреться, поняв, что что-то здесь не так, и множили сумятицу, и тех, и других осыпал град стрел. Возникло убийственное столпотворение, в котором наступающие представляли друг для друга угрозу не меньшую, чем для Кальдера с его людьми. Ужасающий грохот копыт сменился отчаянными воплями и страдальческим ржанием покалеченных животных.

Третья ямина была самая большая – точнее, две, глубокие, какие только сумели вырыть в темноте заступы северян. Шли они под углом, грубой воронкой, направляя людей Миттерика к провалу в центре, где выставлены драгоценные королевские штандарты. Туда, где стоял Кальдер. Спохватившись, он глядел округленными глазами на брыканье лошадей вокруг и прикидывал, куда же ему теперь деваться и не поздновато ли.

– Копья! – рявкнул Бледный-как-снег.

– Эйе, – мекнул принц, осторожно пятясь и размахивая мечом, – хорошая мысль.

Из раздуваемого ветром ячменя донесся похожий на вой боевой клич, и в пять рядов выступили люди Бледного-как-снег – отборные воины, что сражались за брата, а до этого за отца Кальдера при Уфрисе и Дунбреке, при Кумнуре и в Высокогорье. В первых лучах солнца, пролившихся на долину, заблестел смертельный частокол копий.

Лошади, всхрапывая, останавливались на скаку, опрокидывались, сбрасывали седоков, нанизывались на пики тех, кто налетал сзади. В безумный хор сливалось скрежетание стали, вопли погибающих, хруст кромсаемого дерева и чавканье кромсаемой плоти. Гнулись и ломались древки копий, летели щепки и обломки. Свет затмила завеса из взбитой пыли и соломенной трухи, посреди которой кашлял Кальдер с мечом, свисающим из онемевшей руки.

Кашлял и недоумевал, что за странное стечение неудач могло породить это безумие. И найдется ли еще одно, которое поможет ему выбраться отсюда живым.

Вперед и вверх

– Вы считаете, это можно назвать рассветом? – спросил генерал Челенгорм.

Полковник Горст пожал необъятными плечами, видавшие виды доспехи задребезжали.

Генерал посмотрел вниз на Реттера.

– А вы, юноша, назвали бы это рассветом?

Реттер моргнул. На востоке, там, где, по его представлению, находился Осрунг, в котором он ни разу не бывал, контуры грузных облаков подсвечены какими-то зловещими лучами.

– Да, генерал.

Голос сорвался, и он смущенно умолк. Генерал Челенгорм, наклонившись с седла, потрепал его по плечу.

– Нет ничего постыдного в том, чтобы пугаться. Смелость – быть напуганным, но все равно поступать по-своему.

– Да, господин.

– Просто держитесь возле меня. Исполняйте свой долг, и все будет хорошо.

– Да, господин.