Холодное железо

Фургон качнулся, и кантиец отвел взгляд от Шай. Достаточно надолго, чтобы она кинулась вперед, замахнувшись и полоснув ножом наотмашь, потом, присев, широким движением по ногам, а когда собралась нанести решающий удар, повозку опять тряхнуло, и Шай упала на ограждение.

Когда Шай повернулась, кантиец накинулся, с ревом полосуя ветер кинжалом. От первого удара ей удалось откатиться, от второго – отпрыгнуть. Крыша фургона предательски тряслась под сапогами, словно песок-зыбун. Глаза не отрывались от размытого стального пятна. Третий удар Шай приняла на свой клинок. Сталь заскрежетала по стали. Кривой кинжал соскользнул и, вспоров рукав, разрезал ее предплечье.

Они снова стояли лицом к лицу и тяжело дышали. Оба слегка оцарапанные, но в целом никто не достиг преимущества. Рука Шай ныла от боли, но, пошевелив пальцами, она убедилась, что рана несерьезная. Делая обманные движения, она попыталась хоть на миг отвлечь кантийца, но тот следил внимательно, размахивая при этом кинжалом так, будто чистил рыбу. А по обе стороны летела изрытая препятствиями долина.

Очередной толчок, Шай не смогла устоять на ногах и с криком упала. Кантиец ударил сверху вниз и отскочил, так что ответный взмах ножа только слегка зацепил щеку. Опять фургон подпрыгнул, и они повалились друг на друга. Кантиец вцепился свободной рукой в запястье Шай, попытался ткнуть ее кинжалом, но клинок запутался в ее плаще. Она сжала его предплечье. Так получилось, хочешь, мать его, или не хочешь, но они держались друг за друга, шатаясь на взбрыкивающей крыше и пачкая друг друга кровью.

Шай пнула противника под колено, вынуждая отступить, но кантиец все же был сильнее, притиснул ее к ограждению и, навалившись сверху, начал выталкивать наружу. Проворачивая руку, ему удалось вырваться из хватки Шай. Оба рычали. Деревяшка давила Шай в поясницу. Колеса стучали о землю не так далеко от головы. Кусочки щебня жалили щеку. Оскаленная рожа наемника приближалась и приближалась…

Она дернулась, ударив зубами по носу противника. Еще, еще и еще… Рот наполнила соленая кровь. Кантиец вырывался и рычал. Внезапно хватка ослабла, и Шай вывалилась за ограждение. Зацепилась одной рукой, ударившись плашмя о борт фургона. Воздух вылетел из легких. Нож чиркнул по земле, но каким-то чудом остался в судорожно сжатых пальцах. Связки левой руки напряглись, угрожая лопнуть.

Внизу стремительно неслась дорога. Шай извивалась, дрыгала ногами, шипела сквозь крепко стиснутые зубы и пыталась зацепиться второй рукой. С первой попытки ладонь соскользнула. Шай качнулась, колесо ударило ее по ноге, едва не сбросив. Со второй попытки ей удалось впиться в деревяшку кончиками пальцев. Со стонами и всхлипываниями она подтянулась, прилагая неимоверные усилия. Но Шай знала – она еще не побеждена, она должна бороться. Рычала, но тянулась.

Наемник никуда не делся. Но его шею сжимала рука, а из-за плеча выглядывало лицо Темпла. Оба рычали, оскалив зубы. Шай наполовину упала, наполовину сделала выпад, сжав запястье кантийца двумя руками. Вывернула ему кисть. Оба дрожали от напряжения. Кровь текла с лица наемника, а глаза не отрывались от острия кинжала, которое разворачивалось к нему. Он что-то кричал, отчаянно мотая головой, но Шай все равно не понимала его речь. Когда кинжал прошел сквозь рубаху и вонзился в грудь, кантиец захрипел. Клинок вошел под грудину. Наемник открыл рот. Оттуда хлынула кровь. Он упал на просмоленные доски, а Шай повалилась на него.

Внезапно она поняла, что держит что-то в зубах. Кончик носа кантийца. Выплюнув его, она повернулась к Темплу:

– Кто правит?

В этот миг фургон подпрыгнул, опрокинулся, и Шай полетела.

Темпл застонал, переворачиваясь на спину. Вверху небо, руки раскинуты в разные стороны, снег приятно холодит голую шею.

– О-о-ох…

Он сел, содрогаясь от боли в самых разных местах, и ошарашенно огляделся.

Неглубокое ущелье – склоны из полосатого сланца, земляных осыпей и снежных заплаток. Дорога проходила точно посередине его дна, а по обе стороны от нее громоздились валуны с редкими колючими кустами. Фургон лежал на боку в дюжине шагов от Темпла. Одна дверь сорвана с петель, вторая – нараспашку. Одно из колес слетело, второе продолжало неторопливо вращаться. Дышло переломилось, кони скакали, уходя все дальше и дальше, обрадованные, вне всяких сомнений, внезапным освобождением.

Лучи восходящего солнца уже добрались до дна ущелья, заставляя сверкать широкую полосу золота, высыпавшегося из разбитого фургона. Она протянулась шагов на тридцать. Шай сидела, окруженная несметным богатством.

Темпл побежал, споткнулся, упал, набрав полный рот снега. Выплюнул махонькую золотую монету и начал подниматься. Шай тоже попыталась встать, но зацепилась одеждой за колючий куст и снова села, когда он поравнялся с нею.

– Моей ноге звездец, – прошипела Шай сквозь сжатые зубы. Лицо ее усеивали пятна крови, волосы спутались.

– Ты что, не сможешь идти?

– Вот именно. Значит, и мне звездец.

Он подхватил ее под мышки, помогая встать и утвердиться на одной здоровой ноге с помощью его двух трясущихся.

– Что думаешь делать?