Холодные близнецы

На волнах качается большая синяя лодка под названием «Атлантис». Я видела ее раньше. Это одна из прогулочных лодок со стеклянным дном, в Кайле на таких катают туристов, показывая им, что происходит на дне студеных заливов. Вяло кивающие заросли ламинарии, как придворные, бьют поклоны морскому владыке, а ниже – в глубине – колышатся другие водоросли. Порой мелькнет акула или грустно потащат в сторону свои щупальца фиолетовые пульсирующие медузы.

Говорят, что некоторые здешние медузы ядовиты и больно жалят. Я всегда считала, что это неправильно, как-то несправедливо. Северное море – и тропические опасности.

Я вешаю на прищепки последние рубашки, отстиранное платье Лидии и ее белые носочки. Еще раз смотрю на лодку и захожу в дом.

Лидия устроилась на коленях у Энгуса. Они читают историю про Чарли и Лолу.[20] Пару лет назад Энгус так же возился с близняшками. Но Лидия явно выросла из этой детской книжки, думаю я, и внезапно на меня обрушивается понимание: Лидия уже слишком большая, чтобы сидеть на коленях отца.

Она растет, несмотря на весь этот кошмар.

Энгусу всегда нравилось сажать Кирсти на колени.

А если ей так спокойнее? Я смотрю на пол, где лежит книжка про Чарли и Лолу – заголовок гласит: «Я никогда-никогда НЕ буду есть помидоры». Та, что они читают, называется «Немножко невидимый».

Вероятно, она про Серена Лоренсена – воображаемого друга Лолы, на иллюстрациях его изображают не полностью, а черно-белым и прозрачным, как лед.

Кирсти обожала Серена Лоренсена.

Я полностью погружаюсь в мысли о записке на моей кровати. Прошлую неделю она не выходила у меня из головы, даже после случая с Лидией в гостях у Фридлендов. Ее писала моя малышка, однозначно. Вряд ли это дело рук Энгуса, задумай он таким изощренным образом помучить меня. А если бы он и попробовал – хотя я не вижу причин, с какой стати, – он бы не сумел подделать почерк дочери.

Но манера писать у Лидии и у Кирсти, разумеется, совпадала. Лидия с легкостью могла подделать почерк сестры – ведь это же ее собственный почерк! А значит – она и постаралась.

Что же мне делать? Схватить Лидию и трясти ее, пока не признается? Ну, нет! Почему она должна страдать, если во всем виновата практически я одна? Мы целый год ошибочно называли Лидию Кирсти. Мы действительно совершили ужасающую и глупую ошибку, а Лидия тосковала и в глубине души недоумевала, где же Кирсти.

Совесть невыносимо давит на меня. Мне нужно выбраться из-под этой тяжести.

– Я возьму лодку, – говорю я Энгусу.

– Ладно, – он поводит плечами.

– Я решила прогуляться. Надо ненадолго сменить обстановку.

– Конечно, – кивает он с безразличной улыбкой.

Напряженность между нами никуда не делась, она лишь ослабла из-за вчерашнего – мы просто обессилили, чтобы открыто враждовать. Но недоверие вернется и еще больше усилится.

– Я куплю чего-нибудь в Бродфорде.

– Угу.

Он вообще не смотрит на меня, помогая Лидии перевернуть страницу забинтованными руками.

От этого зрелища мне становится больно. Я покидаю дом, сажусь в лодку, и моторка везет меня до пирса возле «Селки». Затем я иду пешком до особняка Фридлендов, сажусь в машину и проезжаю три-четыре мили через полуостров Слейт и добираюсь до Токавейга. Хочу полюбоваться знаменитым видом на Куллинз через Эйсорт.

Пронизывающий ветер пытается захлопнуть дверцу автомобиля. Я застегиваю до подбородка молнию на своей куртке «Норт Фейс», сжимаю кулаки, прячу руки в карманы, направляюсь на пляж и думаю, думаю.

Здешний пейзаж очаровывает меня еще сильнее, чем небо над Торраном. Тут не так красиво, как на нашем острове, но на небе все меняется с манящей быстротой: плотная завеса дождя и затянувшие горы белые облака резко уступают место ослепительным лучам солнца, похожим на золотые копья.

Горы Блэк-Куллинз неодобрительно глядят на меня, словно монахи-инквизиторы в своих черных капюшонах. Скалы торчат, будто акульи зубы, рвут низкие тучи, и из их кишок вместо крови льет дождь. Тревожная пляска облаков хаотична: они приходят и распадаются на ветру безо всякой видимой на то причины.

Но какая-то система все же есть. И если я буду достаточно долго смотреть на вершины Блэк-Куллинз, вздымающиеся над водами Эйсорта, я ее пойму.

Энгус любил Кирсти. Но ее напугало то, что он сделал.

Он ее любил. Но она его испугалась.

Система. Если я буду тщательно думать, я ее найду. И тогда пойму все.

Но мы еще не присмотрели церковь, чтобы провести поминовение Кирсти.

14

Дни смешиваются, словно кучевые облака над Сгурр-Аласдером. Несколько раз в неделю Энгус ездит на работу, я пытаюсь заниматься фрилансерством. Я получаю электронные письма от лондонских психотерапевтов, которые исследуют мое горе от смерти Кирсти. Оно сейчас кажется устарелым, банальным и неуместным одновременно. Если сравнить с тем, что происходит с нашей дочерью сейчас.

Ей нужно ходить в школу «Кайлердейл», иначе из нашей жизни на Торране ничего не получится, но она не хочет. Забинтованные руки – уважительная причина не появляться на уроках, но когда однажды вечером бинты торжественно сняли, я решила – и Энгус поддержал меня, – что ей нужно попробовать.