Я вышел из машины и направился в сторону толпы. Я должен был вернуться, сделать что-то. Сделать что-то такое, чтобы они снова были живы, я должен был что-то изменить, что-то исправить в этом механизме. Я подумал, что если бы наша жизнь, наш мир выглядел как часы, а войны, убийства, голод и болезни были поломками, ржавчиной, сбитыми настройками, то можно было бы все исправить. Что-то смазать, что-то подкрутить, отполировать, залить антикоррозийную жидкость, завести и запустить по новой. Можно было бы запустить по новой жизнь семнадцатилетней девушки, лежавшей на лестнице в неестественной позе. Просто нужен был человек, который выполнит работу часовщика, и я был уверен, что это именно я – тот, кто может такое провернуть. Был уверен около десяти секунд, пока шел в сторону толпы, глядя только на стоявший немного в отдалении и нависавший над другими домами красивый дом. Затем я остановился, посмотрел по сторонам, увидел, что как раз вхожу в толпу. Но как я тут оказался? Я же только что был в машине? Осознав, что веду себя не очень адекватно, я вернулся в машину и поехал прочь от этого места. На часах было 15:30. В теории к восьми часам вечера я мог бы уже оказаться дома, и под домом я имел в виду не наш частный родительский дом в пригороде, а Махачкалу – квартиру, жизнь, цивилизацию, где никто никого не убивает.
Я понимал, что это обыкновенное горное село, холодное и мрачноватое зимой, теплое и живое летом, но в тот момент в моей голове село N, горы, местные жители, снег и все мной увиденное слились в одну картину, в один вид из окна, на который мне больше не хотелось смотреть. Хватит с меня горного Дагестана.
Уже в третий раз зазвонил телефон. Я увидел свет в конце туннеля, последний подъем, за которым начиналась трасса и мой шанс перевернуть эту страницу своей биографии. Даже не перевернуть, а вырвать. Не только вырвать, но и сжечь, забыть, что я когда-либо заезжал в село N, забыть, что этот день, 17 января 2014 года, вообще существовал.
А потом я повернул в сторону гостевого дома, о котором говорил Заур. И в тот момент я понимал, зачем я это сделал. Мои руки не слушались меня как надо. Стоило ослабить хватку, и пальцы начинали трястись, поэтому я ухватился за руль покрепче, но и это не помогло. Не знаю, тряслись ли у меня коленки, потому что, глядя на них, я понимал, что они неподвижны, но по ощущениям тряслись не только они, но и все тело. Решение остаться тут на день показалось мне очевидным.
– Высплюсь и спокойно поеду домой, – проговорил я вслух, чтобы еще четче понимать, что и зачем делаю.
Огибая весь этот полуостров, на котором люди зачем-то решили построить село, я плавно спустился с холма, и дорога привела меня чуть ли не к самому его подножию. Там была река, она почти замерзла, но ледяной покров не внушал доверия. А что, если надо будет срочно покинуть это место и придется пересекать недозамерзшую реку? Но я не успел додумать эту мысль, потому что увидел описанное Зауром место. Это было прямоугольное двухэтажное старое советское здание с единственным входом. Чуть поодаль стоял домик охранника. Была даже пустая парковка на четыре машины. Сзади окна гостевого дома выходили на реку, и я предположил, что в туристический сезон из-за неплохого вида он, вероятно, мог пользоваться хоть каким-то спросом. В ином случае не думаю, чтобы кто-либо из туристов отважился сюда заехать.
Я заселился на второй этаж в комнату, которую администратор рискнул назвать номером. Сразу бросился в глаза низкий, давящий потолок. Справа у входа была дверь в уборную, дальше кровать, низкий шкаф, на котором стоял старый ламповый телевизор «Рекорд-304», у кровати тумбочка с ночником, под окном красовалась чугунная батарея, над ней желтые старые и, если хорошенько присмотреться, дырявые занавески и рядом выход на балкон, которым я сразу воспользовался, чтобы подышать воздухом. Да, как и ожидалось, почти замерзшая река и высоченные горы, чьи белые шапки нельзя было даже разглядеть. Весь район был окутан туманом.
Я лег на кровать, по СМС оповестил семью и шефа, что приеду завтра, и следующие полтора часа просто смотрел в потолок.