Холодные воды

— Ежели выполнишь сие — станешь в моём почте набольшей, у сердца тебя держать буду. А не выполнишь — на себя пеняй.

— Выполню, госпожа моя. Спасибо тебе.

— Ну, гляди.

Левой рукой Холодная госпожа махнула — выдвинулся из стены краб-лиходей, господарь ста смертей. Клешни у него здоровущие, с полкорабля каждая, и из каждой клешни ещё двенадцать и одна растут. Одна клешня к Десиславе протянулась, да и распорола её снизу доверху. Кровь столбом встала, воды светлые замутила. А из чрева Десиславы младенчик выскользнул, маленький совсем, и с жабрами. Тут его диаволы морские подхватили и к Холодной госпоже поднесли с поклоном. Та на тельце глянула, чешуйку от руки своей белой отодрала, плюнула на неё и ко лбу младенчику приставила. Тут с двух зубцов короны белы молнии слетели, а из глаза чорна молния, и все три в чешуйку ударили. Затрепыхался младенчик, закричал, а вместо глаз человеческих у него рыбьи стали, и тело чешуёй покрылось.

— Унесите его, — велела Холодная госпожа, и правой ручкой махнула. Сорвались с места диаволы морские, подлетели к Десиславе — а та на колени упала, руками чрево своё распоротое держит, сжимает, чтоб потроха никуда не уплыли. И не больно ей, ведь мёртвым совсем не больно, а только страшно и плакать хочется, а отчего — лишь боги ведают.

Диаволы морские чрево Десиславы разворотили, в потроха зубами впились. Костяными саблями кожу с Десиславы сняли отовсюду, кроме лица, и мясо обгрызли, чтоб только кости остались. Потом чешую рыбью приволокли. Холодная госпожа улыбнулась приветливо, промолвила:

— Вот одёжа твоя новая. Надевай, погляди, не тесно ли, не жмёт ли где.

Стали диаволы морские чешую ту на кости натягивать и водоросли под неё пихать. Щекотно Десиславе, весело, смеётся она, воду солёную через рот хлебает, через шею у неё та вода выливается. Натянули диаволы морские чешую всюду где надо, сшили нитью суровою. И сказала тогда Холодная госпожа:

— Была ты, Десислава-Десина, девкой человеческой, стала русалкой морскою, навью глубинною. Нет у тебя отныне ни отца, ни матери, ни сестёр, ни братьев, а есть одна лишь госпожа твоя.

Низко поклонилась Десислава, хозяйкою своей Холодную госпожу назвала, к руке белой подошла, поцеловала.

— Навеки я твоя, госпожа, до конца мира сего!

— Ну, гляди, Десислава, уговора держись, а моё слово крепкое.

Так и стала русалкой морской Десислава, на погибель тем, кто казнил её смертью лютою.

* * *

Что шумит-гремит в кабаке под горою? Почему скрипки стонут, а бубны звенят? Отчего девки бесстыжие к мужикам пьяным ластятся, плечами голыми трясут, смеются зазывно, глазами похотливыми блестят?

То Бячислав удалой пьёт-гуляет, богатство на семь ветров отпускает. Легко досталась деньга ему — легко и уйдёт. Дела у Бячислава тёмные, нажива богатая, душа молодецкая развернуться хочет, удаль показать. А прилипалы наземные и рады стараться: за чужой счёт вино пьют, хлеб едят, Бячиславу осанну поют. Всем Бячислав хорош да пригож, пока деньга у него есть.

Долго Бячислав смурной ходил, на шутки хмельные волком вызверивался, а отчего да почему — никто того не ведал. Ну да время лечит. Вот и гуляет нынче Бячислав, гонит тоску-кручину, смеётся да песни поёт.

И не видит никто, как притихло море-океан, как поднялась посередь него волна великая, шапкой белой увенчанная, да и пошла по морю к тому кабаку. А на верхушке той волны, в шапке пены белой, сидит тварь страшная, зубами клацает. То ли девка, а то ли чудище морское: рыбьей чешуёю покрыта, глаза алые, кровавые, а волосы зеленущие по ветру летят.

Подошла волна великая к кабаку, на крышу соломенную обрушилась, окна вышибла, столы-стулья перевернула, да и схлынула. По грудь воды людям осталось. Ворочаются забулдыги в воде солёной, проклятьями сыплют, водоросли да крабиков мелких выплёвывают. Девки визжат, с крысами вместе на столы перевёрнутые забираются.

Бячислав стоит, головой вертит, плечами пожимает, ничего не понимает. Тут и встала перед ним чудо-девка с глазами рыбьими. Глядит на него, не мигая, зубы в усмешке нехорошей скалит, а то не зубы — иглы острые в три ряда.

— Ну, — говорит, — Бячислав удалой, помнишь меня?

Моргнул Бячислав, плечом повёл, ответил честно:

— Не помню я тебя, чудо морское, и помнить не хочу. Сгинь, изыди, тварь проклятая!

Девка вновь скалится:

— Проклятая, говоришь? Верно, да только кто проклял меня, а, Бячислав? Кто меня в пучину морскую швырнул с дитятком нерождённым?

Тут-то и узнал Бячислав удалой чудо-девку морскую. Взмолился к ней:

— Прости меня, Десислава, прости вину мою великую, отпусти голову покаянную!

— Нет, — говорит девка, — тебе прощения. Я тебя тоже просила-молила помиловать меня да сына моего, что ты ответил?

Тогда Бячислав о другом взмолился:

— Дай мне хоть малый час, богов о милости попросить, с жизнью достойно расстаться!

— Не будет тебе часа, — девка на то головой качает.

— Дай хоть минуту малую!

— И минуты малой тебе не будет.

— У тебя, Десислава, было время со светом белым попрощаться!

Задумалась Десислава, головой кивнула:

— Хорошо, прощайся с белым светом.