Холодные зори

Взрослые с утра сегодня в рот крошки не брали. Только Маринке бабушка дала кусочек селедки в постном масле да кусок ржаного хлеба. Может быть, потому, что долго не появлялась эта полночная звездочка, все с нетерпением ждали, когда наконец-то можно будет присесть к столу.

Одна бабушка была, как всегда, спокойна и деловита. Она начисто вымыла стол, хотя со вчерашнего дня на нем никто не ел, принесла большую охапку заранее, припасенного душистого сена, где было много сухих пахучих цветочков, и тонким слоем разбросала все это по его широким доскам, а затем покрыла их белой праздничной скатертью. По краям стола поверх скатерти бабушка разостлала широкие холщовые полотенца с петухами.

И вот вся семья правит праздничное застолье. Дедушка и дядя Митяй надели чистые холщовые косоворотки. Дядя Митяй выглядит молодцевато: он пригладил лампадным маслом волосы, перетянул свою рубаху длинным цветным кушаком. Сбоку с него свисают две распущенные бахромки. Дедушка надел только что сплетенные лапоточки и закрутил на ноги бабушкин подарок — новые полотняные онучи. Тетя Фрося заплела длинные русые волосы в одну толстую и впрямь очень красивую косу, перекинула ее через плечо на цветастую ситцевую кофточку, а на хорошо выглаженную самотканую юбку положила полотенце, чтоб не облить ее супом. Бабушка надела свое праздничное платье. В нем она бывает на свадьбах, куда часто зовут ее, как хорошую стряпуху и хозяйку. Зовут и деда Силантия. Его любят за душевную игру на самодельной скрипке. Поверх платья сегодня у бабушки повязан передник, который побывал с ней не на одних крестинах, свадьбах и похоронах. Маринка тоже в новых лапоточках и только что подаренном люстриновом платьице с лифом, оборочками и таком желанно длинном, что, когда стоишь, только кончики лапотков выглядывают наружу, как у взрослых.

Платьице это — большая и неожиданная радость. Его прислал из Москвы брат Гришатка, который уехал туда к отцу от тети Паши, долго не подавал о себе весточки. И вот как хорошо вновь откликнулся.

Но с лапоточками была целая история.

Страсть как хотелось Маринке иметь новые лапоточки к большому празднику. Ан вот не получается у нее с плетением лыка, да и все. И у дедушки не было времени под праздник возиться с ее обучением: очень много было сторонних заказов. И задумала девочка сделать лапти по-своему. Из кружочков, которыми бабушка закрывала крынки с молоком (хорошие, толстые дощечки!), с немалыми трудами вырезала она по форме своих ступней две деревянные подметки.

А вот как просверлить в них дырочки?

И тут видит, дедушка взялся чинить свою трубку, засорилась так, что дым не идет сквозь нее ни в какую. Накалил дед Силантий гвоздь и прожег нужную дырочку в своей люльке. Теперь вновь задымила она у него под усами.

Когда взрослых не было в избе, разложила Маринка на загнетке из щепочек костерок и сунула в него гвоздь, чтобы раскалить его докрасна.

Огня было мало, но печная вьюшка и заслонка, которую Маринка не выдвинула из жерла трубы, подвели Маринку. Дым стал быстро наполнять избу, Маринка распахнула окошко, и дым повалил на улицу. В избу прибежал дед. Маринка подтянула ведро с водой и плеснула в свой полыхающий костер. И понаделала тем еще больше дыма и пара.

Дедушка сразу понял, что происходит, и Маринке осталось лишь повиниться. Дед молча вынул из запечья лозу для метел, выбрал большую хворостину и для порядка больно хлестнул ею внучку. С тем и вышел из избы.

Больше никто из домашних не знал о Маринкиной проделке. А дед Силантий сам прожег в ее дощечках дырочки и продернул оборки.

Маринка быстро обернула ноги портянками и, наспех обмотав их веревочками, продетыми дедом в дырочки дощечек, отправилась в соседнюю деревушку Осинники в двух верстах от их Спиридонок, если идти через лес.

И вот она счастливо бредет по тихому заснеженному лесу и встречает на своем пути то длинную рыжую еловую шишку, то слегка пожухлый, но еще сохраняющий свою причудливую форму золотисто-серый кленовый лист. Особенно порадовали девочку красивые веточки брусники с яркими красновато-желтыми, а кое-где и еще совсем зелеными листочками.

На крутой извилине лесной дороги прямо на Маринку вдруг вымчала пара гнедых с бубенцами. Лошади натужно храпели, а ямщик в тулупе поверх овчинной шубы, перетянутом желтым кушаком, все настегивал и настегивал их длинным ременным кнутом.

По колена провалилась Маринка в снег, прыгнув на обочину. И тут ей послышалось, будто что-то хрустнуло под санями, они неестественно подскочили, а кони, словно почуяв свободу, так быстро понеслись, что уж не только не видно, а и не слышно стало ни топота копыт, ни ударов хлыста, ни конского храпа.

Но что это лежит на дороге? Обронили какой-то узел.

Маринка выбралась на дорогу и вскрикнула от неожиданности: в глубокой колее, весь в кровяных ссадинах и подтеках, лежал мальчик, ее одногодок. Он с трудом дышал и был в беспамятстве.

По Маринкиным расчетам, до ближайшей деревни Осинники оставалось не менее версты. Слабые Маринкины ноги не позволяли ей нести на себе мальчика.