Холодный апрель

— Но почему? — попытался выговорить свое Александр. Он понимал уже, что кондуктор не отстанет, и нападение казалось ему единственной оставшейся формой защиты.

— Если не заплатите шесть марок, вы должны будете сойти на ближайшей станции и пересесть в другой, не скоростной поезд, в котором проезд дешевле.

— Я не могу сойти. — Он хотел объяснить, что у него уже заказано место в московском поезде, что если он не сядет в него, то не успеет до окончания срока визы пересечь границу и вынужден будет оставаться в ФРГ незаконно. Хотел объяснить, но ничего не сказал, понял: тут не дома, слезой никого не прошибешь.

— Платите шесть марок, или я вас высажу.

Александр затравленно посмотрел на соседа, — может, даст одну марку, всего лишь одну, даже меньше. Но сосед безучастно смотрел в окно, в серый сумрак полей, за которыми в далеких домах уже вспыхивали огни. Он представил себя на ночном выстуженном перроне чужого города, без денег, без каких-либо надежд и поежился, словно его уже знобило от холода.

— Возьмите часы, — сказал он, стряхивая с руки металлический браслет.

— Часы мне не нужны. Мне нужно шесть марок.

— Может быть, вы купите? — спросил соседа.

Тот покачал головой и снова отвернулся к окну.

Александру подумалось, что все это совсем не случайно — придирчивость кондуктора, равнодушие соседа, только что клявшегося в любви к русским. Ждал ведь, все время ждал чего-либо подобного и вот дождался. Расслабился под конец, перестал осторожничать. А они и подловили в самый неподходящий момент, когда никого рядом, кто мог бы помочь.

Пошарил по карманам, вынул визитку Каппеса и похолодел: неужто им подстроено? «Если будут затруднения, звоните», — сказал тогда Каппес. Как знал. Или точно знал? Но нет, Каппесу звонить он не будет, лучше Крюгерам или Фреду. Только ведь, чтобы позвонить, тоже нужны деньги…

«Черт бы побрал эту заграницу! — мысленно выругался он. — Говорила жена, что добром это не кончится… И чего помчался? Чего тут не видел?.. Права Мария: не люди, а камни…»

— Так вы будете платить?

Ничего не ответив, Александр отвернулся к окну. Пасмурный вечер размазывал силуэты домов, затушевывал, смазывал грань, отделявшую темные холмы от темного неба. Долго глядел, напрягшийся весь в ожидании, что еще скажет кондуктор. Но тот молчал. Александр скосил глаза и не увидел никого. Стеклянная дверь была закрыта. Он отодвинул дверь, выглянул и увидел, что кондуктор разговаривает с кем-то в узком проходе возле соседнего купе. Потом кондуктор пошел в другой конец вагона и стал там проверять билеты, а его собеседник исчез в своем купе, тихо, почти бесшумно задвинув дверь.

Александр снова сел и притворился спящим. Сосед зажег свет, но сидел тихо, с разговорами не приставал. Чуть разлепив веки, Александр увидел, что сосед не спит и не читает, а выглядывает в щель двери.

«Ждет, когда кондуктор снова придет и начнет требовать шесть марок, — зло подумал Александр. — Видно, ему это в радость — русского прищучили».

И, не открывая глаз, он прямо-таки ощутимо почувствовал (будто айсберг приближался), как кондуктор остановился возле купе, как открыл дверь и вошел. Что-то зашуршало на столе, и дверь с легким шелестом задвинулась. Подождав немного, Александр открыл глаза и первое, что увидел, — удивленно вытянувшееся лицо соседа. Подумал: «Что его так удивило?» Оглянулся на окно. За окном совсем уже стемнело. Словно яркий свет здесь, в вагоне, горел за счет того, что высасывал свет оттуда, с улицы. Потом взгляд его упал на стол. Там лежал его, Александра, железнодорожный билет, а поверх — белый квадратик с какими-то цифрами. Он взял его и увидел, что это чек за уплаченные шесть марок. Кем уплаченные? Посмотрел на соседа, но спрашивать не стал. И так было ясно: этот из-за марки удавится. Сам кондуктор? Но с чего бы? И догадался: тот человек из соседнего купе.

Посидел в задумчивости, снова пересчитал рассыпанные по столу монеты. Не убавилось их и не прибавилось, — все те же пять марок тридцать пфеннигов. Александр решительно смахнул их в ладонь и, зажав в кулаке, встал.

В соседнем купе было сумрачно, свет, падавший из коридора, освещал только ноги сидевшего у окна человека — легкие полотняные брюки и мягкие туфли из мятой кожи. На человеке была куртка на молнии, — молния металлически поблескивала на груди, — но лица его Александр не мог разглядеть. Что-то знакомое чудилось ему в этой одежде, фигуре, в этом скрытом в тени лице, но он не задумывался над этой похожестью — так привык к мысли, что здесь никого знакомого нет и быть не может.

— Это вы меня выручили? — спросил Александр, присаживаясь напротив. — Спасибо вам.

Человек не ответил.

— У меня не хватило меньше одной марки. Возьмите то, что у меня есть, зачем вам тратиться?

Он высыпал монеты на стол, придержал рукой, чтоб не раскатились.

— Большое спасибо. Вы меня здорово выручили. Не знаю, как и благодарить.