Холодный дом

– Во-первых, – отвечает мистер Джордж, по-прежнему не отрывая глаз от Джуди, словно она так стара и так похожа на дедушку, что безразлично, к кому из них обоих обращаться, – вы, джентльмены, меня провели. Вы писали в объявлениях, что мистер Хоудон (или капитан Хоудон, если верить поговорке: «Капитан – капитаном и останется») может узнать от вас нечто для него полезное.

– Ну? – резким, пронзительным голосом понукает его старик.

– Вот вам и ну! – говорит мистер Джордж, не переставая курить. – Не велика польза, когда тебя сажают в тюрьму по приговору лондонских торговцев, а ведь так оно и было бы, явись он к вам.

– Почем вы знаете? Богатые родственники могли бы уплатить его долги целиком или хоть частично. Не мы провели его, а он – нас. Он задолжал нам кучу денег. Я скорей задушу его, чем прощу ему долг. Как вспомнишь про него… – рычит старик, растопырив бессильные пальцы, – так бы и задушил его сию же минуту.

Во внезапном порыве ярости он запускает подушкой в безобидную миссис Смоллуид, но подушка, никого не задев, пролетает мимо ее кресла.

– Я и сам знаю, – отзывается кавалерист, на мгновение вынимая трубку изо рта и переводя глаза, следившие за полетом подушки, на головку трубки, которая едва курится, – я и сам знаю, что он сорил деньгами и промотался. Я долгое время был с ним, когда он во весь опор мчался к разорению. Болен он был или здоров, богат или беден, я всегда находился при нем. Вот этой самой рукой я удержал его однажды, когда он уже прошел через все, разбил все в своей жизни… и поднес пистолет к виску.

– Жалко, что не выстрелил! – говорит благожелательный старец. – Жалко, что голова его не разлетелась на столько кусков, сколько фунтов он задолжал!

– Случись так, от нее бы, конечно, только пыль осталась, – холодно отзывается кавалерист. – Так или иначе, когда-то у него было все – молодость, надежды, красота; потом не осталось ничего, и хорошо, что я не смог его разыскать тогда и принести ему столь большую «пользу». Это причина номер один.

– Надеюсь, причина номер два так же уважительна? – рычит старик.

– Нет. Вторая причина более эгоистическая. Чтобы его разыскать, мне самому пришлось бы попасть на тот свет. Он теперь там.

– Почем вы знаете, что он на том свете?

– Потому что на этом его нет.

– А почем вы знаете, что на этом его нет?

– Не теряйте терпения, как потеряли деньги, – советует мистер Джордж, невозмутимо выбивая пепел из трубки. – Он давным-давно утонул. В этом я уверен. Он упал за борт корабля. Не знаю только – нарочно или случайно. Может, ваш приятель в Сити знает… А вы не помните этого мотива, мистер Смоллуид? – добавляет он и насвистывает мотив, отбивая такт пустой трубкой по столу.

– Мотив! – повторяет старик. – Нет. Тут у нас никаких мотивов не поют.

– Это похоронный марш из «Саула». Под этот марш хоронят военных, и лучше всего закончить наш разговор этой музыкой. А теперь, если ваша прелестная внучка, – простите, мисс, – соблаговолит прибрать эту трубку, вам не придется тратиться на новую, когда я опять приду сюда через два месяца. Добрый вечер, мистер Смоллуид!

– Любезный друг!

Старик протягивает ему обе руки.

– Значит, вы думаете, что ваш приятель в Сити жестоко прижмет меня, если я не уплачу процентов в срок? – спрашивает кавалерист, глядя на него сверху вниз, словно великан на карлика.

– Боюсь, что так, любезный друг, – отвечает старик, глядя на него снизу вверх, словно карлик на великана.

Мистер Джордж смеется, бросает последний взгляд на мистера Смоллуида, делает прощальный поклон в сторону презирающей его Джуди и выходит из гостиной такой походкой, что чудится, будто он гремит саблей и прочими металлическими предметами кавалерийского обмундирования.

– Проклятый плут! – рычит престарелый джентльмен, скорчив отвратительную рожу в сторону закрывшейся двери. – Но я скручу тебя, собаку! Я тебя скручу!

Прорычав эти доброжелательные слова, мистер Смоллуид воспаряет духом в те увлекательные области мышления, которые для него открыты его воспитанием и деятельностью; и вот опять он и миссис Смоллуид недвижно проводят часы своего заката, словно два бессменных часовых, забытых, как уже было сказано, Черным Разводящим – Смертью.

Пока чета неотлучно находится на своем посту, мистер Джордж тяжелой поступью шагает по улицам с молодецким видом, но очень серьезным выражением лица. Уже восемь часов вечера, и сумерки наступают быстро. Он останавливается у моста Ватерлоо, читает афишу и решает пойти в цирк Астли. Там он восторгается лошадьми и цирковым искусством, критическим оком разглядывает оружие; недоволен фехтовальными номерами, так как фехтующие не умеют обращаться с рапирой; зато растроган до глубины души чувствительными сценами. Когда же под конец император Татарии, поднявшись на колесницу, улетает, милостиво благословляя соединившихся влюбленных британским флагом, ресницы мистера Джорджа увлажняются от душевного волнения.