– Ну вот. Выглядит отлично, я бы сказал, – заявил он. – Придется вам поостеречься и не шевелиться, не ерзать. Стул того и гляди свалится, а если он соскользнет, то веревка натянется и вас задушит. Хотелось бы пообещать, что я сделал работу на совесть и смерть будет мгновенной: шейные позвонки сразу переломятся и все будет кончено, но, увы, былого мастерства мне не хватает. Так что, боюсь, если упадет стул, то вы начнете задыхаться, и будет это медленно и мучительно. В точности, как я люблю, – добавил он с довольной ухмылкой. – А сейчас я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, что сюда ворвется Питер и освободит вас до того, как вы задохнетесь до смерти, но, думаю, здесь не тот случай. Я отлично поработал над узлами, и чем больше он будет стараться вас освободить, тем туже они будут затягиваться. Вы умрете, мисс Спенсер, а потом ему придется вступить в игру со мной. – В глубоком удовлетворении Ван Дорн резко выдохнул. – А это куда лучше какой–то взорванной жалкой плотины в Индии или нескольких подложенных бомб. Нет ничего лучше для самочувствия, как самому приложить руки к делу, как считаете? Впрочем, вы ведь не можете ответить? Болтливых женщин нужно убивать. Разве не забавно? Убийство? Хотя сам я имею склонность считать это простой справедливостью. Вы перешли мне дорогу, я перейду вам.
Она уставилась на него, стараясь все свое презрение и ненависть выразить во взгляде, но Ван Дорн ничего не замечал.
– Пойду–ка я выпью чего–нибудь. Боюсь, вам я не могу ничего предложить – рот–то у вас занят. А потом посидим здесь, подождем Питера. Не думаю, что слишком долго придется ждать – умный чертяка, надо отдать ему должное. И не берите за труд исчезнуть, пока я буду отсутствовать. Вы только натянете веревку и убьете себя, не успев дать шанс Питеру спасти вас, и тогда как вы себя почувствуете? – Смех его с каждой минутой становился все устрашающе. – Просто подождите меня, слышите? Я тотчас вернусь.
И оставил Женевьеву, связанную как поросенка и готовую к расправе, одну в пещерообразной комнате, лишь таращиться на надпись над камином.
Над головой раздался слабый шорох – может, пробежала мышь, оставшаяся после того, как убрали за беспокойными подростками, а может, это было легкое шуршание летучих мышей. Или ветер в вершинах деревьев. Только никакого ветра не было – влажный туман накрыл все вокруг.
Женевьева боялась пошевелить головой и посмотреть вверх. Равновесие ее было неустойчивое, а веревка вокруг шеи обвилась крепко, так что любое движение могло опрокинуть стул и привести к медленной мучительной смерти. Однако пленница снова услышала этот звук, едва ли громче легкого шороха: что–то двигалось по балконам над головой.
Только не Питер. Она бы знала, если бы он пришел, почувствовала бы всей душой и не захотела бы умирать. Кто–то другой. Может, привидение одного из бедных детей, а может, дух старой кинозвезды. Нет, любой человек произвел бы больше шума.
Гарри впорхнул в комнату – в одной руке бокал, в котором, несомненно, плескалось виски, и моток желтой веревки в другой – и весело спросил:
– Чем занимались? Бьюсь об заклад, думали о всех карах, которые хотелось бы наслать на меня, будь у вас возможность. Боюсь, шанса не будет, но посодействую вашим фантазиям. Причинять и испытывать боль – один из интимнейших актов в жизни, и сомневаюсь, что у вас имелось много времени исследовать его. Я подумывал было обучить вас, но, в конечном итоге, бедняга Джек Дерьмаши… о, простите, наверно, вы знали его как Такаши… поступил правильно. Не хочу пользоваться объедками Питера Как Его Там.
Ван Дорн взял новый кусок веревки и завязал вокруг ножки стула, на котором сидела Женевьева, а сам отправился к встроенным диванчикам у камина.
– По желанию я мог бы зажечь огонь – стало бы уютненько. Боитесь подхватить простуду? Одели вон жилет под одежду. Думали, я не замечу? Терпеть не могу, когда меня недооценивают. – Ван Дорн заглянул в огромный камин и продолжил: – Хотя нет дров. Мог бы принести какую–нибудь разбитую мебель из столовой, только спичек растопить нет. Да, боюсь, придется вам тут сидеть тихо и мерзнуть, мисс Спенсер. Но обещаю, долго продолжаться это не будет.
Он глотнул виски и совершенно непринужденно откинулся на поеденный мышами диван.
На долю дюйма Женевьева повернула голову – равновесие сохранилось. Она не могла понять, то ли ей почудилась, то ли нет, тень, промелькнувшая по пыльным сосновым полам. Вверх посмотреть нельзя, а Гарри, кажется, был не в курсе, что вокруг не так спокойно, как он считал.
Если это привидение, то Женевьева надеялась, что оно особенно жуткое, чтобы до смерти напугать этого маньяка. Что касается ее, то что бы ни появилось из темноты, вряд ли она испугается. Ведь Гарри был страшнее любого, каким бы оно ни было, потустороннего существа.
Впрочем, привидения совсем не отбрасывают тени. Или это вампиры?