Холодный как мрамор

Когда я ложилась спать, мне пришло в голову, что я не сказала Трею о том, как по совету маятника попыталась защитить Трейси Хартфорд, и о том, что его мать нарушила условия контракта, который подписала незадолго до его рождения и о котором, вероятно, он не догадывался. Я также не рассказала ему и Мише о том, что Вайолет в больнице угрожала мне. Следить за всей информацией, которую я должна была скрывать или давать другим, становилось тяжело. Я была в своем родном городе и окружена друзьями, но никогда еще не чувствовала себя более одинокой.

Слова Вайолет снова всплыли в голове… «Если у тебя все получится, ты пожалеешь, что связалась со мной».

Последняя моя мысль перед сном была о том, что было бы иронично, если все, что я пыталась скрыть от Вайолет, она применит против меня.

Глава 10

Ее губы посинели в то время, как она отчаянно пыталась сделать вдох – хотя бы для того, чтобы откашляться. Но она не могла вдохнуть. Вены выступили в глазницах и на веках так, что она стала похожа на монстра. Падая, она уронила свой телефон, зная, что это был ее последний вдох перед тем, как она упадет на пол. Она все еще цеплялась за надежду, даже когда ее душа уже покидала ее тело и она лежала на полу…

В ту ночь мне снилась задыхающаяся Миша. Она бежала по коридорам старшей школы Уиллоу с посиневшим лицом, а школьники не обратили никакого внимания, когда она упала на пол и начала корчиться, сжимая руками горло. Я проснулась в ужасе от того, что свеча Миши могла потухнуть. Паникуя, я отправила ей сообщение и целый час ждала ее ответа. Миша ответила лишь после утренней тренировки, когда я уже собиралась звонить на домашний и спросить ее маму, все ли с ней в порядке.

– Она горит! – написала она, добавив эмодзи с огнем. – Но она уже сильно растаяла (всего за два дня), и я сомневаюсь, что она продержится целую неделю.

Снег продолжал идти всю ночь и все утро после того, как я пришла домой от Трея. Мама пожелала мне доброго утра на кухне и сказала, что все же не поедет в Шейбоган. Все дороги Висконсина были покрыты тонким слоем льда, так что ездить по ним было чрезвычайно опасно.

Я бы хотела провести время с мамой, но была уже пятница, а вечеринка Вайолет должна была состояться через четыре дня. Мама была помехой тому, чтобы мы с Мишей и Генри обсудили план проникновения в дом Симмонсов и исполнили задуманное. Перспектива оказаться заложницей в собственном доме только разожгла мой пыл. Оставалось еще так много всего, что нужно было сделать, столько всего нужно было подготовить, что я чувствовала себя уязвимой и совершенно бесполезной.

По совету Генри я попыталась по памяти нарисовать план огромного дома Симмонсов. Он располагался довольно далеко от проезжей части, в глубине частного участка. Здание окружал высокий кирпичный забор, оно находилось минимум в двух километрах от соседних домов, так что шансы, что соседи вызовут полицию из-за громких звуков – даже если вечеринка продлится от заката до рассвета, – были крайне низкими. Из плана той малой части дома, что я видела, можно было предположить, что вечеринка состоится в гостиной, где висел огромный портрет отталкивающей бабушки Вайолет, написанный маслом. Потом я вспомнила, что лестница около кухни вела в подвал, который вполне мог быть таким же, что и в доме Ричмондов: полностью благоустроенным и подходящим для развлечения гостей.

Через переписку я договорилась встретиться с Мишей и Генри чуть позже, когда растает лед, под предлогом поездки в кино на рождественскую комедию, – чтобы мама отпустила меня из дома. На случай, если она что-то заподозрит, я просмотрела сеансы и предупредила ее:

– Мы идем на сеанс в двенадцать пятнадцать в торговый центр в Ортонвилле, так что я вернусь домой к трем.

– Ты меня ставишь в неловкое положение, МакКенна, – заметила мама. – Технически у тебя все еще много проблем, и мне не нравится мысль о том, что ты будешь где-то болтаться.

– Я знаю, мама! Я же не смогу вернуться сюда из школы до каникул в апреле, а тогда я окажусь уже во Флориде. Это мой единственный шанс встретиться с друзьями до лета, – заявила я, стараясь изо всех сил не ныть. Мама ненавидела нытье так же, как и ложь.

Она оторвалась от ноутбука и кинула на меня хмурый взгляд.

– Только помни, каково было сидеть в зале суда, когда все смотрели на тебя сверху вниз, – отчеканила она. – И будет лучше, если я не застукаю тебя сегодня с Треем.