Холодный май (СИ)

После всего этого был обед, на который обязательно собирались все Блэки. Там обменивались информацией, догадками и подозрениями, но о действительно важных делах особо не говорили, всё-таки дети рядом. После обеда я снова шла в библиотеку, но теперь уже писала эссе и читала учебники за свой курс. В школе это часто меня выручало, ведь свободного времени там было в обрез, а поспать лишние пару часов хотелось.

Ужины в Блэк кастле проходили так же, как и обеды. Собиралась вся семья, но интриги не плели, непростительными не кидались и вообще вели себя культурно, как подобает аристократам. После обычно плотного и вкусного ужина родственники собирались в главной гостиной, где рассказывались интересные семейные истории, читались книги и вязались восхитительные кружева. «Вечерние моционы» я никогда не пропускала, иначе Рита откусила бы мне голову. Она была искренне уверена, что это восхитительный источник информации. В чём-то девушка была права, ведь здесь говорилось о многом и дельно.

Вернувшись в комнату, я смотрела на часы и всегда находила их стрелку где-то в районе восьми часов. Сгрузив книги, набранные в библиотеке для «лёгкого чтения», я приводила растрепавшуюся причёску с помощью заклинания в порядок и усаживалась за стол, на довольно жёсткое кресло с высокой спинкой. Там у меня был аналог привычного нам компьютера, большое зеркало для связи с несколькими каналами. Там я созванивалась сначала с Ритой, а потом с Флёр. И если перед виртуальной встречей с Ритой я раскладывала перед собой газетные подшивки, тетради и перьевые ручки, то перед тем, как увидеть Флёр, я запасалась каталогами кое-каких товаров, выписанными рецептами зелий и связок заклинаний, и журналами о моде.

Всё это мракобесие продолжалось где-то до десяти вечера, на беседу с каждой я тратила примерно по часу. Закончив с обменом информацией, я купалась в приготовленной домовушкой ванне, снова мыла голову (из-за библиотечной пыли это приходилось делать по два раза на дню) и, надев ночную рубашку и халат, устраивалась перед камином. Там я приводила волосы в относительный порядок, сушила их заклинаниями и заплетала косу. После чего мне подавался чай, какао или горячий шоколад с каким-нибудь пирогом или печеньем, которые уплетались под чтение и выписку интересующих меня моментов на пергамент. Ложилась спать я где-то в одиннадцать, заводя стоящий на тумбе будильник на шесть утра и обнимая Лютика. Котик исправно спал со мной, в то время как Иви впадала зимой в спячку. Мой фамильяр вообще был животным свободолюбивым и полностью самостоятельным. На постоянном присутствии рядом я не настаивала, всё-таки у каждого должен быть хотя бы намёк на личную жизнь и гражданские свободы.

Так продолжалось вплоть до Сочельника. Меня такая жизнь устраивала, было что-то чарующее в подобной размеренности. Да, не хватало какого-то движения, приключений и выбросов адреналина, но было терпимо и даже уютно. Но всему, как известно, в этом мире приходит конец.

Как-то незаметно подошло 27 декабря. Праздновать собирались именно сегодня, бал должен был затянуться до четырёх утра. Моя домовушка во всеобщей канители задействована не была, так что проснулась я как обычно, даже ванну успела принять и позавтракать, пока в комнату не ворвалась сестра.

— Сочельник! — выдохнула она и остановилась перед дверью.

Я улыбнулась и встала из-за стола, чтобы обнять Беллу.

— С праздником, дорогая, — прошептала я куда-то ей в шею. — Всё обязательно получится.

— Надеюсь, — девушка покачала головой и слегка улыбнулась. — На празднике ведь будет Люциус. Помолвка, любовь… ты не думаешь, что приняла решение слишком рано?

— Не думаю, — я покачала головой, возвращаясь к письмам.

Я как раз писала ответ своему незадачливому жениху, который умудрился напутать что-то с зельями, из-за чего получил нехилый такой нагоняй от отца. До прихода сестры я смеялась над этим до слёз, а теперь лишь задумчиво проводила пальцами по пергаменту, пытаясь угадать места, где бумаги касались пальцы Люциуса.

Парень был родным. Добрым, нежным, любимым, загадочным и понятным одновременно. Это был именно тот человек, с которым я была готова связать жизнь, несмотря ни на что. И нет, моя уверенность в чувствах не дрогнула от такого пустякового, по сути, вопроса. Это была даже не влюблённость, не любовь, а что-то более сильное и глубокое, родство душ в самом его глубочайшем и чистом проявлении.

Я просто могла часами смотреть на то, как он вырисовывает что-то в своём альбоме, положив ему голову на плечо, следить за его ровным дыханием, замечать едва мелькнувшую улыбку на губах, привычно давать «пять» при победе на поле, прямо в полёте. Просто могла смотреть в его нереальные глаза цвета плавленного железа и замирать, внутренне сгорая. Просто могла тихо любить, находя в осторожных касаниях взаимность.

И пусть снаружи я часто была холодной, часто можно было уличить меня в скупости эмоций, но я любила. Сильно.