В следующем отсеке лежит мужчина. Он стонет, повязка, через которую сочится кровь, закрывает его лицо. По форме я понимаю, что это один из работников, которые перерабатывали мусор — в тех случаях, когда его вывозили. Уверена, что, когда он получил травму, его перевели на фабрику. А сейчас медсестра и врач останавливаются около него и, наклонившись, открывают один его глаз.
На кровати рядом сидит женщина и читает книгу в мягкой обложке в свете настольной лампы. Она не выглядит больной, но я замечаю ее большой живот, к которому она нежно прикладывает руку, надеясь почувствовать легкий ответный толчок. Подняв глаза на меня, она выглядит напуганной, даже когда пытается выдавить из себя улыбку.
Джеймс поворачивается ко мне.
— Я могу перевести сюда Мэдисон и детей, — шепчет он, — но эти кровати… заполняются очень быстро.
— Нет. Этим людям быть здесь гораздо важнее.
48
Джеймс
За две недели до старта мы с Эммой проводим у себя дома семейный ужин — первый раз за, наверное, месяц. Приходят все, даже Алекс. Предполагается, что все будет так же, как в давние теплые времена, но на деле это выглядит как угодно, только не нормально.
Можно сразу сказать, кого правительство считает важным для дальнейшего существования: участников миссии «Спарта». Эмма, Фаулер с женой и я выглядим уставшими, но мы вполне в хорошей форме. Алекс, Эбби, Мэдисон и Дэвид — все исхудавшие, с пепельной, почти серой кожей. Они вялые не только в движениях, но и в разговоре. Им тяжело даже просто сфокусировать свое внимание.
Некоторые вещи можно понять, только пройдя через них.
Для сегодняшнего ужина мы смогли добыть несколько лишних комплектов еды. Атлантический Союз, наверное, думает, что это прощальный ужин для нас с Эммой, но, по-видимому, он один из последних для нас всех. Взрослые заняты едой, и я могу представить, чего это стоит Эбби, Алексу, Мэдисону и Дэвиду. Дети же, как всегда, съедают обед в один присест, чтобы выяснить, кто справится быстрее, и скорее встать из-за стола и начать играть. Джек заканчивает первым, но и остальные не сильно от него отстают, и все вместе сразу же убегают в комнату. Как бы я хотел, чтобы они играли на улице или хотя бы в реабилитационном центре, но обогреть большое помещение слишком сложно.
Собравшиеся за столом взрослые стараются сохранять хорошее настроение, но эта битва проиграна еще до ее начала. Мы все знаем, что, наверное, в последний раз видим друг друга. Так хочется уцепиться за этот момент и этот ужин, насладиться каждой его секундой, каждой питательной крохой. Наконец, Фаулер с женой уходят домой, и, оставшись без них, мы делимся на две группы: Эмма, Мэдисон и Эбби с одной стороны стола, а Алекс, Дэвид и я, с другой.
— Сколько же всего будет кораблей? — спрашивает Дэвид.
Это секретная информация. Я сомневаюсь, что Дэвид или Алекс кому-то могут об этом сказать, да и не думаю, что на данном этапе это будет важно, но проверять все равно не стоит.
— Несколько. Запасные и запасные для запасных.
В кухню доносится эхо детского плача и обвинения в краже игрушки. Эбби уже хочет встать из-за стола, но ее останавливает Дэвид, отстранив рукой, и идет к детям сам.
— Ну-ка отдай. Это не твое, — строго выговаривает он.
Алекс тихо спрашивает:
— Боишься?
— Да.
Наши с братом отношения выросли во что-то, что я очень ценю. Мы не стали такими, как прежде, — братьями, которые смеются вместе над шутками и поддерживают друг друга. Алекс все еще держится довольно отстраненно, но теперь ему не все равно. Это очень похоже на врачебную дистанцированность: так о тебе беспокоится человек, когда думает, что тебе могут навредить, при этом он не хочет сильно с тобой сближаться, но и не может остаться в стороне. Теперь я это понимаю, потому что так же отношусь к моей новой команде.
— А Оскар тоже летит?
— Да, — отвечаю я, стараясь не смотреть брату в глаза.
— И что ты им рассказал о нем?
— Сказал, что он мой ассистент и что мне нужна его помощь в робототехнической лаборатории на корабле. Комитету по подбору команды этого было вполне достаточно.
— Эбби рассказала, что Эмма отправляется с тобой.
Я перевожу взгляд на нее: она улыбается, рассказывая историю, а Мэдисон и Эбби хохочут.
— Да, и это пугает меня больше всего.