Холодный мир

Какое-то время мы сидим молча, глядя на неутомимо играющих детей. Они словно маяк надежды — доказательство того, что в итоге все будет хорошо. Дети адаптируются гораздо лучше, чем мы можем подумать, именно поэтому наш вид выжил и смог так долго сохраниться. Я успокаиваю себя тем, что наши дети скоро все это забудут — при условии, конечно, что мы сможем все пережить. Надеюсь, я буду прав. Правда, не уверен, что для нас, для взрослых, это пройдет бесследно. Будущее не для нас.

* * *

После ужина мы с Эммой лежим в постели и смотрим в потолок, слишком уставшие, чтобы читать. Через некоторое время она, приблизившись, целует меня в лоб, желает спокойной ночи и с усилием произносит:

— Выключи свет.

Я остаюсь лежать при свете своей прикроватной лампы. Чем ближе к старту — тем больше я в себе сомневаюсь. Сомневаюсь во всем: в кораблях, в самой миссии и в одном очень важном решении, которое я принял.

— Могу я тебя спросить кое о чем?

— Конечно. — Она поворачивается ко мне лицом.

— Обещаешь, что никуда не уйдешь?

Она садится на кровать.

— Мне пора.

— Если миссия… Если мы не достигнем успеха, то ты гораздо дольше проживешь, оставшись тут — на Земле. И сможешь провести больше времени со своей семьей.

— Я лечу в космос не только за тем, чтобы добавить часы, дни или недели к своей жизни. Я лечу ради будущего, ради своей команды с МКС, ради той сущности, что их убила. Моей работой было защищать их, и я потерпела неудачу. Хоть я никогда и не рассказываю тебе, но этот груз всегда со мной: на всем пути к артефакту, при возвращении домой и все время, что мы тут.

— Чего бы мы там ни уничтожили — груз от этого не пропадет.

— Может быть. Но попытаться все равно стоит. Дело ведь не только в МКС, но и в «Пакс». Как же Гарри, Григори, Мин, Лина, Идзуми и даже Шарлотта, какой бы упрямой она ни была? Я скучаю по ним, и, хотя у нас у каждого есть свои семьи здесь, наша одна общая семья осталась там. Если же вспоминать и МКС, то получается, что я потеряла слишком много людей. Так что без меня ты не полетишь.

Я вздыхаю, понимая, что разговор окончен. Попытаться все же стоило.

Она включает лампу со своей стороны.

— Слушай, а что, если мы ошибаемся?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы ведь исходим из того, что «сборщик» создает новые солнечные ячейки, находясь в Поясе астероидов. А что, если на деле происходит что-то совершенно иное? Что, если на Церере нет никакого «сборщика»? Что, если там сотни кораблей, готовых к войне? Или вообще ничего нет? Что, если солнечные ячейки, как саранча, путешествуют от системы к системе, собирая энергию звезд миллионы и миллиарды лет, прежде чем вернуться в какое-то хранилище или отправиться в другом направлении?

Она задает те вопросы, которые не дают мне покоя последние несколько недель. И один из них крутится в мозгу именно сейчас. Сказать по правде, я понятия не имею, что нам делать, если я ошибся. Можно было бы сказать ей, что мы что-нибудь придумаем, но ведь она слишком умная и не поверит. Если «сборщика» на Церере нет или если он есть, скажем, на одной из лун Юпитера, Сатурна или Урана, то мы просто не сможем до него добраться. Миссия будет провалена.

Поэтому я говорю Эмме то же самое, что ответил себе, НАСА и нашим союзникам:

— Церера — это логичный выбор. Она расположена близко к Солнцу, но не настолько, чтобы могли ее наблюдать. Так что это точно она.

Надеюсь, я прав, ведь от этого, по-видимому, зависит судьба человечества.

* * *

Проносятся суматошные последние дни и часы перед стартом. Мы все проверяем и перепроверяем, потому что места ошибке больше нет. Если запуск не удастся, то попробовать еще раз мы не сможем. Это и в самом деле «все или ничего».

И кроме всего прочего, эта миссия будет очень сложной. Путешествие к Церере в поясе астероидов будет самым долгим управляемым космическим полетом в истории, а корабли — самыми большими и, конечно, самыми сложными.

Трехсторонний альянс выбрал меня руководителем этой экспедиции, как я полагаю, из-за моего опыта с солнечными ячейками. Но я также должен быть благодарен тому видео, которое отправили на Землю в капсуле вместе со мной и Эммой. Голоса их соотечественников стали для Каспии и Тихоокеанского Альянса основой доверия ко мне. Для меня же подобное доверие — это долг, который я должен вернуть.

* * *

Эмма, Генрих, Терранс, Зоуи и я сидим в первом ряду на совещании в штаб-квартире НАСА. Точно так же я сидел когда-то во Флориде и смотрел, как запускаются и соединяются вместе модули «Пакс» и «Форнакс». Тогда я ждал, что они либо выйдут на орбиту, либо будут атакованы. Сейчас мир изменился, в комнате значительно холоднее, и я надеюсь, что данная миссия тоже закончится иначе.

Я стараюсь не думать о тех членах команды, которых мы потеряли. Теперь я представляю, каково было Эмме после МКС. Потерять близких людей на общей работе очень болезненно, такое не сразу забудешь. Стоит жизни напомнить тебе — и вот они уже здесь.