– Молчит березка, ничего не говорит, – совершенно серьезно ответил Милованов. И улыбнулся, давая понять, что шутит.
– И Канарееву ограбили, и Дробнякову. Но Канарееву еще и косынкой душили, уже мертвую. А косынку Дробняковой не тронули. Канарееву насиловали на животе, Дробнякову на спине…
– Маньяк пытается изменить почерк… – пожал плечами Милованов. – Но почерк изменить нельзя.
– И подпись тоже… Посмотрим, что скажет экспертиза.
– В любом случае Харитонова нужно брать.
– Сам же говоришь, что это не он.
– А ты что думаешь?
– Похоже, что орудует маньяк. Изнасилование, убийство, и то в удовольствие, и другое…
– Маньяк охотится на определенный тип жертвы. Посмотрим, что связывает Дробнякову и Канарееву.
– Что связывает?.. Харитонов их связывает. И одну изнасиловал, и другую. И с одной потом прелюбодействовал, и с другой.
– Но Харитонов сидел, когда убили Канарееву.
– Но ведь он все равно их связывает.
– Канарееву выслеживали… По крайней мере, могли выслеживать. Выслеживать, готовить убийство, а Дробнякову никто не ждал. Она приехала черт знает откуда. Села в автобус у Питомника, сразу на Пионерскую, через этот чертов пустырь… Если маньяк существует, как он мог узнать об ее приезде?
– Никак.
– Значит, все-таки Харитонов.
– Значит, все-таки он.
– Жаль… Маньяк – это признание, маньяк – это повышение.
Милованов откровенно загрустил. Севастьян снисходительно усмехнулся. Сам себе маньяка придумал, надоело в рядовых следователях ходить на старости лет. Что ж, его можно понять. Севастьяну проще, приказ на майора уже подписан, осталось только довести до личного состава, ну и «поляну» накрыть, это само собой.
– То, что Харитонов – убийца, еще доказать надо, – сказал Севастьян.
– Докажем. Под ногтями у Канареевой нашли эпидермис Долгова. Под ногтями у Дробняковой найдем эпидермис Харитонова. И под юбкой у нее, думаю, следы, оставленные Харитоновым, найдем.
– Под юбкой немудрено. Дробнякова жила с Харитоновым, а душа там нет, баня раз в неделю, ну, может, два.
– Ну да, и под юбкой следы Харитонова могут быть, и на одежде. Даже следы по ногтями можно будет объяснить. Милые бранятся – только тешатся. – Милованов смотрел на Севастьяна в легком замешательстве.
– Свидетели нужны, а их пока нет.
– Работай, ищи!
– Если Харитонов сам не признается, убийство может подвиснуть. Так что все непросто. И Харитонов сам по себе бонус.
– Где он там у нас обретается? – сбрасывая хандру, бодро спросил Милованов.
– Село Подозерное плюс шесть километров.
– Съездим?
Севастьян пожал плечами. Путь неближний, затратный, к тому же следствие пока не располагало доказательствами вины Харитонова. Но подозреваемый – рецидивист, одно это уже основание для задержания. И если Милованов считает, что его нужно брать, Севастьян готов ехать. Но желательно на служебном автомобиле. Бензиновой коровы у него нет, а доить кошелек особого желания не имеется.
7
Тихо в селе, куры где-то вдалеке кудахчут, женщина кого-то позвала, но звуки мгновенно растворяются в густом, будто патока, воздухе. Черемуха цветет, холодно, ненастно, но ветра нет, дым от субботних бань стелется над селом, запах горящих березовых дров навевает дрему. Шесть-семь километров осталось, еще есть возможность немного покемарить в патрульном «уазике» по пути к озеру. Но сначала магазин, и водички надо бы купить, и с продавщицей поговорить, с самым осведомленным на селе человеком.
А за прилавком знакомая женщина, яркая, ироничная, немного разбитная. Слегка за тридцать, не толстая, но и не худая, то ли чепчик на голове, то ли корона «Мисс Подозерная»: столько томности в ней. И прическа – хоть на конкурс выставляй, пышная, пепельного цвета и с завитушками. Глазки блестят, губы ярко накрашены, белый халат с декольте, в узкой ложбинке меж пышными холмами притаилась капелька фианита в золотой оправе. И маленькие сережки тоже под цвет глаз.
– А-а, товарищ капитан! – белозубо улыбнулась она, игриво глядя на Севастьяна. – Что на этот раз?
– И я вас запомнил, Татьяна Ильинична! – Крюков с интересом смотрел на женщину.
Перстень у нее с камушком на правой руке, а обручальное кольцо – на левом. Похоже, разведенка. А женщина видная, Севастьян мог бы с ней закрутить, а почему бы и нет?
– И я вас вспоминаю! – Чередникова кокетливо подкрутила локон над ухом. Наклеенный ноготь цвета слоновой кости тускло блеснул в отраженном свете. – Каждый раз, когда ваш крестник появляется. Ну, Леня этот, Харитонов.
– Не приставал? – спросил Милованов.
Увлеченный разговором с Татьяной, Севастьян и забыл о его присутствии. Следователь не должен был ехать с ним, но навязался, всю дорогу рядом сидел, и в магазин зашли вместе.
– А это кто? – едва глянув на него, спросила Чередникова.
– Майор юстиции Милованов, Следственный комитет.
Милованов смотрел на женщину строго и даже обиженно. Чередникова обошла его вниманием, и ему это явно не нравилось.
– А я смотрю, какой-то уж вы очень милованный, – усмехнулась она, с явным пренебрежением глянув на него.