Холодный суровый Кэш

– Пап, позволь мне стать стажером на несколько месяцев. Я могу приносить кофе и

посылать электронные письма. Знаю, ты думаешь, будто это ниже меня, но это может

стать для нас полезным... дать нам нечто, что мы будем делать вместе. Как способ связи. К

тому же, я буду дома всю осень, и мне совершенно нечего делать.

Нечего, кроме как нарезать круги по округе, удивляясь, как мама могла

предпочесть уйти из жизни тому, чтобы остаться рядом со мной и папой.

Отец фыркнул, явно не распознав в словах дочери крик о помощи.

Мы находились на верхнем этаже его офиса в «Кендрик Мьюзик Групп», и он даже

не смотрел на меня. Только на телефон, водить пальцем по которому было явно важнее,

чем дать мне работу.

– Эванжелина, во-первых, это не мое хобби, которым мы могли бы заниматься

вместе. Я лучший в этом бизнесе потому, что безжалостен. Здесь не место для моей

дочери. Кроме того, у тебя нет причин работать. Оставь это для каких-нибудь деток из

колледжа. Ты выше этого.

– Это такая чушь, – пробормотала я себе под нос. – Я тоже детка из колледжа.

Мой тон заставил его поднять взгляд. Ха, может, мне следовало сбросить

несколько бомб раньше, тогда он бы понял, что мне нужно внимание.

– Эванжелина, ты можешь считать, что хочешь пойти по моим стопам, но ты ведь

играешь на пианино в Джульярде. Конечно же, ты музыкальна, однако запуск лейбла не

имеет с этим ничего общего. Ты не знаешь первое правило этого бизнеса.

– Я могу научиться. Когда преподаватель предложил вычеркнуть осенний семестр,

я не думала, что застряну дома в одиночестве. Кроме того, я ведь говорила, что больше не

хочу играть. Я растеряла все свое вдохновение.

– Тебе следует находиться дома ради отдыха. Пусть солнце и пляж станут твоим

вдохновением. Твой терапевт...

– Я не собираюсь обсуждать с тобой своего терапевта.

– В этом году ты прошла через ад, Эванжелина. Мы оба. Лучшее, что ты можешь

сделать прямо сейчас – остаться дома, где будешь в безопасности, и избегать всего, что

13

может причинить тебе боль. А находиться в обстановке высокого стресса, на работе, в

которой ты не нуждаешься и для которой не квалифицирована, никак не поможет

ситуации. Тебе нужно сидеть в бассейне, попивать охлажденное вино и работать над

загаром.

– В этом утверждении так много неправильного, что я даже не знаю, с чего начать.

– Это не важно, – его тон ставил точку на нашей беседе, отчего мои глаза

наполнились слезами. – Я не дам тебе работу. Не хочу, чтобы ты становилась частью

этого мира. Он полон придурков. Твоя мама ненавидела эту идею, она хотела, чтобы ты

играла...

– Я не стану говорить о маме, не здесь, – оглядывая его кабинет, я замахала руками

на глянцевые поверхности, панорамные окна и выставляющих себя на показ полуодетых

женщин в холле, изображавших сотрудников.

Я скрестила руки на груди и закинула на плечо сумочку, испытывая невероятное

разочарование. Я не хотела сидеть в мертвом доме матери совершенно одна. Мне нужен

был повод вставать каждое утро и сосредотачиваться на чем-то другом.

Хоть чем-то.

Отец хотел, чтобы я оставалась столь же защищенной, как и в данный момент. Но я

была готова к большему.

– Отлично, если ты не дашь мне работу, мне больше нечего тебе сказать. Просто

пойду и получу ее у кого-нибудь другого. Джуд говорил, что сможет устроить меня на

съемочную площадку, где сейчас работает.

– Твой кузен Джуд – последний человек, с которым я бы хотел, чтобы ты

проводила время.

У моего отца всегда были проблемы с Джудом. Вероятно потому, что тот был

полной его противоположностью. Оба мужчины играли по своим правилам, но в то же

время были очень разными.

Отец вернулся к бумагам, отстранившись от разговора, и это вывело меня из себя.

Похоже, он думал, что раз я всегда делала то, чего хотела мама, то также буду исполнять и

его волю.

Но теперь все было иначе.

– Ты не можешь помешать мне работать у Джуда, – проговорила я, подняв голос,

как никогда раньше не делала. – И знаешь что? Мне не требуется твое разрешение.

– Ты одна из лучших пианисток страны. Ты не можешь так поступить. Если

ступишь на его съемочную площадку, я прекращу финансирование...

– Что, перестанешь платить за мою учебу? Отлично, потому что я ненавижу

колледж, – ответила я. – Мою квартиру? Чудесно, ведь я ненавижу Нью-Йорк. Мои уроки

14

на пианино? Ну, наконец-то. Я и так слишком часто давила на клавиши из слоновой кости.

Они слишком долго держали меня взаперти.

Отец небрежно выгнул бровь.

– Все кажется смешным и похожим на игру, когда тебе двадцать один. Но

настоящий мир не прост для привилегированных девушек.

Я не ответила. Тут нечего было сказать. По правде говоря, я не думала, что он хоть

когда-то меня слышал. Поэтому не было причин думать, что сейчас все будет иначе.

– Если тебе больше нечего сказать, Эванжелина, то у меня встреча в пять. Ты ведь

помнишь, где выход? – отец подошел к тому месту, где я стояла, и поцеловал меня в лоб,