Холодный ветер в августе

Что в этом маленьком ублюдке такого… Она остановилась. Понимаешь ли ты, на что это похоже? — спросила она у матери. То есть я действительно не могу это тебе объяснить, потому что, ну, потому что, понимаешь, есть такие вещи, о которых мы просто не можем говорить. И кроме того, это то, что нужно чувствовать. А ты, бедняжка, никогда этого не чувствовала. Ну, скажи смело. Никогда не чувствовала.

Понимаешь ли ты, что это, после всех этих лет с этими мужиками, со всей этой пустотой — ну, не всегда, но по большей части, в любом случае, это никогда меня действительно не волновало по-настоящему — и вдруг обнаружить себя распустившейся, как тугой бутон, и ощутить, как солнце проникает в тебя, а потом, потом! Хотеть раскрыться еще больше, действительно хотеть, хотеть раскрыться, расшириться до тех пор, пока ничего не останется, даже тебя, только открытость и тепло, о Боже, такое тепло и свет — о…

Ну, ты просто не понимаешь этого, вот и все.

О, так бывает не всегда. Черт возьми, так и не может быть всегда. Понимаешь, иногда это спектакль. Но знаешь что? С ним это тоже иногда спектакль. Ну, я имею в виду не то, что он не хочет, не будь смешной. Но иногда он просто заставляет меня… просто… просто потому, что хочет. И это действительно задевает меня.

Ладно, я сумасшедшая. Но если он захочет, я вырву внутренности для него. Буду унижаться.

И я не знаю, почему. Другие парни старались мне понравиться, и у них ничего не получалось. У него получается. Представь себе. Как это получается?

Кто знает, черт возьми? И кого это волнует? Понимаешь, я как будто завишу от него. Э о чушь?

То есть, я люблю его, мать. Это смешно и глупо, и я больна, и я понимаю, что ты думаешь, что я сошла с ума. Ну и что?

— Милый, — сказала она в трубку, — я вернусь вечером в воскресенье. Ладно?

Она замолчала и погасила сигарету.

— Я говорила тебе. Я получила кое-какое наследство в Коннектикуте. Дом. И мне нужно поехать туда и позаботиться о юридических бумагах и всем таком. Ну, у меня там тоже есть друзья… Дорогой мой, ну не будь таким, у меня нет возможности взять тебя. В любом случае, тебе придется провести какое-то время с отцом. Думаю, что он сердится на меня… Своди его в кино… И послушай, если ты будешь с кем-нибудь, я тебя убью. Я не имею в виду — пойдешь куда-то, но ты понимаешь. Если, пока меня не будет, ты уляжешься с какой-нибудь телкой, я больше не буду с тобой разговаривать… Ну, это вполне может случиться. Куколка. Я должна бежать. Ты меня любишь? Тогда скажи это. Бога ради! Ну же, произнеси это. О Боже мой, как будто у тебя вырывают зубы. Как будто три зуба одновременно… До свиданья, ангел мой, я должна бежать.

Почему? — подумала Айрис, положив трубку. Потому что я слишком глубоко увязла, вот почему. Я без ума от него.

Что?!

Ответ был шокирующим.

Конечно, я просто могу остаться здесь. Я даже могу позвать его, хотя бы на час…

Но нет. Она пошла в ванную и открыла краны. Нет. Она чувствовала себя очень сильной, полностью владеющей собой. Все, что ей сейчас нужно сделать, это позвонить Джули и сказать ему, что ему придется увезти ее на пару дней.

— Боже, как я ненавижу Новую Англию, — сказала Айрис, уставившись в спину уходящему официанту. — У них у всех вечный запор от головы и ниже. Они не говорят, они не думают. Даже ходят они как спутанные. Почему ты тратишь деньги на эту шваль, никак не могу понять.

— Ну, понимаешь, они экономные люди, — сказал Джули.

— Экономные! Ха. Экономят на всем, кроме ненависти. Вот уж этого у них навалом. Меня тошнит от их тощих носов и тонких губ, от их правильности. Разве ты не говорил мне, что перенесешь свои заводы отсюда на Юг?

— Конечно, но это другое дело. Это проблема союза…

— Проблема, проблема. У всех проблемы. Пойдем спать.

— Но мы только что заказали еще выпивку.

— Да? Пусть он принесет ее наверх. Я хочу спать с тобой.

Джули неуверенно засмеялся.

— В чем дело, ты не хочешь?

Сейчас его смех был сильнее: — Ты шутишь? Перестань.

— Ты непостоянный, Джуджу. — Она засмеялась и погладила его по щеке. — И шалун у тебя непостоянный. — Она смеялась, сладострастно вцепившись в него, когда он встал.

— Эй, прекрати, — прошептал он. — Из-за тебя это местечко приобретет дурную славу.

— Я просто умираю. Я жажду, чтобы ты стянул с меня юбку. Я без трусиков. Ну же, я хочу тебя.

— Айрис, Бога ради…

— Цыпа. Цпа-дрипа, — сказала она и очень осторожно и медленно, контролируя движение бедер, пошла в лифт. Она пьяна, подумал Джули. Какая жалость, что сам он далеко не так пьян, как хотелось бы.

В номере Айрис сбросила туфли и остановилась перед зеркалом, приподняв волосы огромной расческой. Джули повесил пиджак на спинку стула, а затем тяжело улегся на постель. Какое-то время он смотрел на нее, но держать голову приподнятой было утомительно, и он откинулся на подушку. Он чувствовал себя ужасно одиноким. Айрис, хотя она в действительности и не причесывала волосы, была тем не менее абсолютно далекой. Между ними было не больше связи, чем если бы они проезжали друг мимо друга на разных поездах.

— Ты собираешься ложиться? — спросил он.

Она не ответила.

— Эй!