Холодный зной

Она была в таком восторге, что он не мог оставаться безразличным.

— Это больше, чем просто мечта, но, наверное, я всегда был наивным мечтателем, Гранья.

— Значит, я унаследовала это от тебя.

— Нет, не думаю.

— Нет, если взять твои художественные способности, то я бы не смогла никогда в жизни сделать такую же комнату. Знаешь, пап, я никого раньше не любила, кроме вас с мамой, если честно, то тебя больше. Нет, не перебивай. Теперь я знаю, что бывает и другая любовь. Это когда хочешь самого лучшего для кого-то еще, хочешь, чтобы люди, которых ты любишь, были счастливее тебя.

— Да, — произнес он еле слышно.

— Ты же чувствовал это по отношению к маме? Я хочу сказать, и сейчас, наверное, чувствуешь.

— Я думаю, все изменилось, когда вы повзрослели.

— Я бы не хотела быть более взрослой. Вы с мамой прожили вместе почти двадцать пять лет, через двадцать пять лет Тони уже умрет. Он курит, пьет и ничего не может с этим поделать. Ты это знаешь. Если у меня будет десять хороших лет, можно считать, мне повезет.

— Но ты могла бы прожить их намного лучше, Гранья.

— Что может быть лучше, чем любить и быть любимой, папа? Я знаю это, и ты знаешь.

— Он не надежен.

— Я абсолютно полагаюсь на него и буду доверять ему всю свою жизнь.

— Подожди, вот он бросит тебя с ребенком, тогда ты вспомнишь мои слова.

— Больше всего на свете я бы хотела родить от него ребенка.

— Ну, вперед. Тебя никто не держит.

Гранья наклонилась и внимательно посмотрела на цветы, стоявшие на маленьком столике.

— Пап, ты купил их для себя?

— А как ты думаешь, кто еще может их мне купить?

В ее глазах появились слезы.

— Я буду покупать их для тебя, если ты позволишь мне. Я буду приходить и сидеть здесь с тобой, а если у меня родится ребенок, твой внук, я всегда стану брать его с собой.

— Ты хочешь сказать, что беременна, да?

— Нет, пока нет. Я хочу убедиться, что этот ребенок окажется желанным для всех.

— Тогда придется долго ждать, — произнес он, но она заметила, что на этот раз в его глазах тоже появились слезы.

— Папа, — сказала она, и было трудно определить, кто из них первым сделал шаг навстречу другому. Они обнялись, и у обоих из глаз капали слезы.

Бриджит и Фиона отправились в галерею.

— Ты уже спала с ним?

— Нет, зачем спешить, я думаю, все получится само собой, — сказала Фиона.

— Сколько же ты собираешься еще ждать?

— Поверь мне, я знаю, что делаю.

— Я рада, что хоть кто-то знает, — сказала Бриджит. — Папа и Гранья заставили нас понервничать. Гранья сидит у него в комнате, и они разговаривают так, будто между ними не было никакой ссоры.

— Разве это плохо?

— Нет, конечно, это здорово, но просто так таинственно, — пожаловалась Бриджит.

— А что мама говорит об этом?

— Ничего. Еще одна тайна. Я всегда считала, что у нас самая скучная семья, какая только может быть, а теперь мне кажется, будто я живу в сумасшедшем доме. Не понимаю, когда все это произошло?

Уроки по кулинарии проходили успешно. Иногда отец Бэрри бывал дома. Высокий и темноволосый, он выглядел намного моложе своей жены. Он работал в фирме, которая занималась выращиванием цветов для ресторанов и отелей. Фиону он всегда радостно приветствовал, но не более того. Он не вдавался в подробности, ни о чем ее не расспрашивал и вообще производил впечатление человека, скорее проходившего мимо, чем живущего здесь.

Иногда Бэрри возвращался с курсов и съедал то, что они приготовили. Фиона требовала, чтобы он ел не торопясь и все распробовал.

Каждый раз ей приходилось слушать истории о неверности супруга миссис Хили. Поначалу Фиона пыталась не слушать.

— Не говорите мне об этом, пожалуйста, вы же хотите, чтобы все в вашей семье наладилось, и, когда это произойдет, вы будете жалеть о сказанном.

— Нет, не буду, ты же моя подруга. Ты должна меня выслушать. Ты должна знать, какой у Бэрри отец. У нас все было замечательно, но два года назад все изменилось. Он познакомился с кем-то, и началось.

— Вы же не можете знать наверняка, миссис Хили. Может быть, он просто устает на работе или стоит в пробках.

— Нет никаких пробок в четыре часа утра, когда он возвращается домой. И я узнавала в компании, он работает двадцать восемь часов в неделю, но дома он отсутствует ровно в два раза больше.

— А дорога туда и обратно? — произнесла Фиона, почти отчаявшись.

— До работы ему добираться десять минут, — ответила миссис Хили.

— Возможно, ему хочется больше свободного пространства.

— У него и так все в порядке, он спит в смежной комнате.

— Может, чтобы не будить вас?

— А может, чтобы не быть со мной.

— А если она существует, то кто она, как вы думаете? — шепотом спросила Фиона.

— Не знаю, но я выясню.

— Вы думаете, кто-нибудь с работы?

— Нет, там я всех знаю, там не с кем. Хотя это может быть кто-то, с кем он общается по работе, а таких может быть половина Дублина.

Общаться с ней было просто невозможно.

— Она разговаривает с тобой обо всем этом? — спросил Бэрри.

— Ты знаешь, мы болтаем обо всем понемногу, — соврала она.

Нэсса Хили считала Фиону своей подругой, и невозможно было допустить, чтобы об их разговорах узнал кто-то еще.