Холодным ветрам вопреки

Глубокая морщинка прорезала его чело, а горькая усмешка исказила уста:

– И что? – высокомерно и отчужденно спросил он.

– Ненавижу ее и ненавижу тебя. Моя бабочка, моя любовь, ты это уже говорил ей в лицо, а она знает как сладки твои губы и что забыть их почти невозможно? – чеканила я слова, почти выплевывая их ему в лицо.

Гресь несколько долгих секунд молчал, а потом стал громко счастливо смеяться. Я же стала биться в конвульсиях новых рыданий и шептать:

– Не могу, не могу, не могу так больше!

Внезапно я оказалась в больших крепких объятиях, нежные руки обручем обхватили мою тонкую талию, а горячие губы сушили дорожки слез на щеках.

– Солнышко, солнышко мое, Бабочка моя, шептал Гресь. Ты ревнуешь, ты ревнуешь. Ты меня ревнуешь! – почти закричал он, так что пламя свечей затанцевало в канделябрах.

А потом он стал нежно целовать меня, а я таяла, как небольшой горный водопад, замерзший с наступлением холодом и оживающий теплой вес ной.

– Любимый! – шептала я.

– Солнышко мое! – нежно шептал Гресь в мою заплаканную мордашку.

– Лапонька моя! – вторила я.

Он целовал меня, казалось целую вечность, шептал нежные вкусности влюбленного человека и в моей душе засветило зарево надежды, я таяла как эскимо, а из груди рвались слова и так, так хотелось их сказать.

Прошептать в этих сизых далях с хрустальной водой, прошептать этим наконец то теплым серебряным зеркалам:

– Я люблю тебя! – и услышать эти красивые слова в ответ.

Мне было хорошо, ведь меня обнимал и целовал любимый человек, но почти физически больно, потому что, слова которые я тысячи раз говорила ему в своих снах рвались наружу из моей души. Я так хотела сказать ему это… Но еще было не время. Он нежно убрал непокорную прядь выбившуюся из прически, поставил меня на ноги, я до этого удобно рас положилась у него на коленках, вытер остатки моих слезинок, поцеловал в чистый девичий лобик и сказал, что хочет закружить самую красивую девушку всех трех эльфийских королевств в вихре вальса.

Мы держась за руки вошли в зал и сияя как две небесные звездочки пошли к моим бабушке и дедушке, которые восседали на софе в глубине зала. Бабушка смерила недовольным взглядом сплетенные пальцы наших рук, и вроде бы даже вздохнула. И взгляд дедушки был очень озадаченный, но они были люди воспитанные и стали вести непринужденную светскую беседу с королевичем, который порой глаз не мог отвести от своего солнышка, то бишь меня.

А потом, потом мы кружили в вихре одного танца, второго, третьего, А когда зазвучали звуки волшебного вальса всему залу уже было понят но, что этих двоих связывает большое взаимное чувство. Я смотрела в эти сизые зори и диву давалась, какие же они нежные, здесь и легкий озорник ветерок и милая пушистая серо-сизая тучка.

– Как я люблю тебя! Как я люблю тебя, лапонька! – шептала я про себя и чувствовала себя самой счастливой эльфиней на свете.

Глава 26

Это был самый волшебный вечер в моей жизни, меня наконец то официально представили эльфийской знати как королеву Эльфов семи дорог и я познакомилась с уймой красивых людей, при чем не только мужчин, но и женщин. Эльфийки в большинстве случаев, к моему удивлению, были доброжелательны и умны, и мне показалось, что я даже подружилась с некоторыми из них, все было просто прекрасно, если бы не одно но. Ближе к полуночи двери бальной залы раскрылись и впустили странную кавалькаду. Впереди шел высокий мужчина с телом гладиатора, черные смоляные волосы до плеч, почти черные, темно карие глаза его были узки, как щелочки, а большие мясистые губы открывали не очень белоснежные, а с легкой чуть заметной желтизной зубы. Торс его был закован в металлические латы, а на ногах, несмотря на летнюю пору, были сапоги из шкуры волка. Рядом шла красивая девушка. Ее длинные, черные смоляные волосы, такие же как у мужчины, развевались знамям за спиной, черными изогнутыми змейками локоны падали на высокое чело.

– Немного узковатые, кофейнокарие глаза, все равно необычные, красивые, – подумала я. Кожа незнакомки была смугловата, так как будто девушка каждый день проводит 2–3 часа на открытом солнце. Девушка была худощавой, но все же атлетически сложенной для женщины. На ней была короткая туника до колен, открывающая шоколадные лодыжки с подкачанными икрами. В наших королевствах, такая длина платья считалось неприличной, недопустимой, поэтому эльфы во все глаза глазели на красавицу-чужестранку, и морщились как от укусов комара от замечаний и окриков любимых жен.

А она знала, какое впечатление производит на мужчин, облизала свои пухлые губы и перевела взгляд на Греся и сразу же будто огонь полыхнул в глубине этого кофейного варева.

– Хороша штучка, – подумала я. – Надо будет к ней приглядеться, пока не стало поздно.