Последствия «Хрустальной ночи» были катастрофическими. Только по официальной статистике, было убито около сотни человек. Счет покалеченных, ограбленных, подвергнутых издевательствам в собственных жилищах шел на десятки тысяч. Полиция эти преступления расследовать не собиралась, ведь государство не считало евреев пострадавшими.
В ту же ночь по приказу начальника гестапо Генриха Мюллера около 30 тысяч евреев арестовали и поместили в концлагеря. Их отпускали только после того, как те подписывали согласие на выезд из страны.
Днем 10 ноября состоялась встреча Гитлера с Геббельсом и Герингом. Вожди рейха обсуждали варианты дальнейшего решения «еврейского вопроса». После беседы Геббельс распорядился прекратить антиеврейские акции, поскольку они наносили большой ущерб хозяйству страны и ее международному престижу. Еще через два дня Геринг провел совещание по «еврейскому вопросу», на котором были приняты решения, фактически заложившие основы будущей Катастрофы. С этого момента евреи, по мнению Геринга, должны были стать «вечными должниками и получателями пособий».
Виновными в произошедшем объявили самих пострадавших. Восстановление разрушенного также легло на их плечи. Официальная точка зрения властей была однозначной: «народное возмущение» спровоцировали сами евреи, а значит, им и держать ответ.
Страховым компаниям было велено отказывать в компенсации пострадавшим от погромов и поджогов или максимально занижать серьезность нанесенного ущерба. Бо́льшая часть претензий была попросту аннулирована.
Мало того: евреев обязали выплатить государству огромные «репарации» – миллиард марок – за ущерб, причиненный Германии самими же нацистами.
Евреи вообще априори считались виновными. Отстаивать свои права, апеллировать к закону было бесполезно и бессмысленно. Все официальные учреждения последовательно поддерживали политику нацистов по выдавливанию евреев из страны. Обращаясь в суд, еврей мог лишь ухудшить свое и без того плачевное положение.
Следующей задачей Геринг объявил необходимость полного устранения евреев из хозяйственной жизни страны. В начале декабря был принят декрет, по которому все еще остававшиеся во владении евреев активы: предприятия, недвижимость, ценные бумаги и прочее – подлежали принудительной «ариизации».
Отныне «ариизация» приняла характер циничного, неприкрытого грабежа. Евреям запрещалось заключать какие-либо торговые сделки, совершать любые операции с недвижимостью, участвовать в рыночной торговле, занимать руководящие должности. По всей стране была устроена настоящая охота на предпринимателей-евреев. «Истинные патриоты» принялись разоблачать своих сослуживцев, начальников, соседей.
Уже никто не заботился о том, чтобы придавать совершаемым сделкам вид законных. Формальное согласие владельцев на отчуждение собственности больше не требовалось. Нацистские власти изымали у евреев все, что еще оставалось у них ценного, вынуждали их продавать фамильные драгоценности, предметы искусства.
К концу 1938 года все предприятия, которыми владели евреи, перешли в руки «арийских» владельцев либо были закрыты. Для их хозяев это означало полное разорение. Даже теми мизерными суммами, которые они получали в качестве компенсации за отторгнутое имущество, они не могли распоряжаться. Право доступа к банковским счетам для евреев также было ограничено. Их вклады блокировались, ежемесячно разрешалось снимать не больше строго определенной суммы.
Принудительная «ариизация» и отстранение от любой экономической деятельности привели евреев к полному обнищанию. Тысячи еврейских семей были отброшены за черту крайней бедности и практически лишены средств к существованию.
Одним из немногих, кто вступился за несправедливо преследуемых после «Хрустальной ночи», был католический священник из Берлина Бернхард Лихтенберг. Каждый день после случившегося он публично молился в своем храме о всех гонимых и унижаемых евреях и узниках концлагерей. Молитва была единственным средством, которое он мог противопоставить полнейшему произволу властей. Лихтенберг был осужден и умер по дороге в Дахау