Холокост

В России пока разрешается думать собственной головой. Но 30 марта 2010 года в Госдуму Российской Федерации внесен законопроект об ответственности за «одобрение или отрицание установленных приговором Нюрнбергского трибунала преступлений нацизма против мира и безопасности человечества, совершенных публично». Предлагалось дополнить УК РФ статьей «Реабилитация нацизма» в такой редакции: «Одобрение или отрицание установленных приговором Нюрнбергского трибунала преступлений нацизма против мира и безопасности человечества, совершенных публично, наказываются штрафом в размере до 300 тыс. руб. либо лишением свободы на срок до трех лет».

Те же деяния, совершенные лицом с использованием служебного положения или с использованием СМИ, в соответствии с законопроектом, наказываются штрафом в размере от 100 тыс. до 500 тыс. рублей либо лишением свободы на срок до пяти лет «с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет».

С облегчением констатирую, что пока законопроект не прошел, но ведь лиха беда начало. Наверняка будут и новые попытки.

Слово либералов

Европа гордится, и справедливо гордится, свободой слова и другими правами, гарантированными человеку. Эти права могли отниматься, попираться, но всегда оставались неким идеалом. Запрет сомневаться в каком-либо историческом факте — очень неприятное явление для либеральной Европы. Во многом это отступление от своих собственных основ.

Защитники этой мерзости, например, Леонид Радзиховский, считают законы против отрицания Холокоста важны и приемлемы. Ведь чудовищность и уникальность преступлений нацистов стала фундаментом современной политической системы! Если мы все признаем их, это делает невозможным реваншизм и пересмотр итогов Второй мировой войны^{21}.

Противников тоже немало. Даже отчаянный оппонент отрицателей Холокоста Дебора Липштадт критикует судебные преследования за убеждения — они прямо противоречат правам человека, свободе слова.

Законодательство, предназначенное ограничивать высказывания, отрицающие Катастрофу, — это нелегитимное ограничение свободы слова.

Кроме того, и своей цели эти законы как будто не достигают.

И эффективность их низка — из нескольких сотен, если не тысяч случаев «отрицания» предметом судебного разбирательства становится один. И никакого прямого соответствия между проведением этих законов и снижением числа происшествий на почве отрицания Катастрофы.

Юристов смущает нечеткость определения… Действительно, что такое «отрицание Холокоста»? Отрицание всех событий? Оспаривание числа жертв? Отказ признавать существование газовых камер? За что судить будем крамольников?

Ну и еще одна простейшая закономерность: запретный плод сладок. Если законодательно запретить думать о том, как и почему ходят поезда или как производятся колбасы… И тут же у множества людей возникнет колоссальный интерес именно к расписанию работы железной дороги или к производству колбасы. Чем сильнее запрещают осмысливать Холокост, тем больше люди о нем думают.

Думающие же сравнивают Холокост с другими ужасами человеческой истории… Например, с геноцидом армян, чтоб далеко не ходить.

Вполне верноподданные сторонники официальной версии Катастрофы опасаются, что при широком обсуждении «исключительность» Катастрофы померкнет в сравнении с другими ужасными событиями. Тот же голодомор, и не только на Украине, но в Поволжье и Казахстане, ничуть не менее ужасное явление.

К тому же сторонники официальной версии Холокоста просто боятся проиграть судебные иски. Даже судебное поражение отрицателей Шоа может обернуться историческим доказательством их правоты. Да к тому же приходится поднимать исторические документы и доказывать свою правоту… А доказать ее очень непросто.

Когда судили британца профессора Дейвида Ирвинга, «пришлось» предъявлять очень уж неоднозначные «доказательства» правильности официальной версии, и предъявлять не только суду, но и широкой публике.

Каждый процесс — это риск проиграть.

Каждый процесс — это привлечение СМИ и возможность «отрицателям» публично высказаться.

Каждый процесс — это обсуждение того, что очень не хочется обсуждать.

Каждый процесс — это опасность, что осужденные превратятся в «мучеников идеи», и их суждения приобретут моральное оправдание как «выкупленные кровью».

Каждый процесс — это борьба ограничений со свободой слова и правами человека.

То же самое, кстати, получается при организации процессов по обвинению в антисемитизме.

Ни один Уголовный кодекс мира не предоставляет четкого определения терминов «расизм» и «антисемитизм».

Невозможно доказать, что именно данное высказывание является антисемитским.

Несмотря на все эти «трудности», мировая юриспруденция обогатилась новым термином: негационизм — то есть отрицание Холокоста.

От теории к практике