Холоп

Барчук Алексей Дмитриевич, сидя рядом в кресле, от нечего делать то и дело косился на темные завитки на длинной шее Аглаи, на ее пышные плечи и соблазнительную грудь. По сценарию, они были братом и сестрой, а Барин – их почтенным батюшкой. В ожидании работы все порядком подустали друг от друга, и наступил момент, когда отношения или портятся окончательно, или переходят в новую стадию.

Барин, тихо ругаясь на медленно грузившийся интернет, захлопнул планшет, глянув на часы, пошел лепить на щёки седые бакенбарды. Получалось так себе. Барин сердито вздыхал и морщился.

Барчук щурился сквозь антикварное пенсне.

– Сестрица, а вот как считаешь: секс за деньги – это проституция или не всегда?

Аглая лениво отозвалась, не обернувшись даже.

– Это сейчас было про что, братец?

Барчук оживился – может, хоть поругаться получится, всё развлечение какое-то. Изобразил постную физиономию, с которой обычно подкалывал коллег по цеху:

– Ой, да ладно тебе скромничать-то, Аглаюшка. Знаю я про твой контракт. У тебя там прописаны шпили-вили с нашим мажором.

Аглая предсказуемо рассердилась, захлопала накладными ресницами.

– К твоему сведению, букашка, это не шпили-вили, а серьезная любовная линия. Ключевой момент проекта. Моя актерская задача самая сверхважная, завидуй молча.

Барчук, привстав, заглянул Аглае в декольте – та охотно повела плечами, демонстрируя изрядную красоту. Продолжила уже насмешливо, поглядывала игриво.

– И постельная сцена моя очень ответственная. Я даже переживаю за нее. Вдруг возьму и стану женою сына олигарха, а то и самого папашку охмурить получится, – грациозно выгнула шею. – Как думаешь, получится? Порепетировать бы... да жаль, не с кем.

В аппаратной Лев переключал разные локации, на некоторых – как на этой – останавливался дольше, смеялся.

Смотревший и слушавший всё это Павел Григорьевич торопил Льва, слегка раздражаясь.

– Лёва, когда у нас уже будут подвижки? Исправления этих корявых нулей на сотни? Знаешь, меньше бессмысленных действий я люблю только бессмысленные траты. Я не стал спорить с твоим сценаристом – где он учился, там я преподавал. Допустим, представь тупому заказчику, что всё хреново, а потом хвались любым результатом как победой и дери с терпилы сто шкур. Я согласен платить, но где реальные подвижки, Лёва? Покажи мне их.

Лев безмятежно улыбался, слушая. Дослушав, кивнул.

– А вот прям сейчас и повалят тебе твои реальные подвижки. Гляди внимательнее, Паша. Не зря ты свои сто шкур выкатил.

На экране явились поле, стог сена и лежащий Гриша, мечтательно разглядывающий облака и уже привычного коршуна в небе. Закинув ногу на ногу, Гриша грыз травинку, слушал щебет птиц и представлял, где и как он снова встретит ту белокурую девушку в синей юбке, которая так смело и неожиданно сделала заявку на его внимание. Самое тут интересное – что ей это внимание, кажется, было совершенно не важно.

Да, тут люди, конечно, другие. А эта – совсем природная, как из повести классика... Кто там писал про русскую деревню? Вроде бы Толстой.

Ног под юбкой не особо видно, но щиколотки у нее были стройные, волосы золотистые. Интересно, как ее зовут?

Вдруг где-то с другой стороны стога послышался всхлип, вздох, затем громкий плач. «Неужели мало других стогов, где можно вдоволь посморкаться и поплакать, – подумал он, – не мешая остальным?»

Плач уже переходил в рыдание. «Может, случилось что-то серьезное и нужна моя помощь?» – подумал он, неторопливо выплюнул травинку, потянулся. Встал, обошел кругом стог и с изумлением увидел Аглаю Дмитриевну, дочку барина, во дворе которого его – Гришу! – били и чуть не повесили.

Аглая Дмитриевна была в ярком красном платье с меховой оторочкой и с глубоким вырезом на груди. В ушах ее качались и блестели длинные серьги с камнями. Пухлые губы кривились плачущей гримаской, в пышных черных кудрях путались стебельки соломы.

Гриша осторожно тронул плачущую Аглаю за плечо.

– Случилось чего?

Та закивала. Затрясла головой, громко всхлипывая. Гриша неохотно присел рядом. Он не любил истеричек. Ленка, его бывшая, требуя оформить их отношения, выносила мозг примерно таким же образом.

– Слушай, ну ты это... не реви, давай поговорим. Что такое?

Барская дочка крикнула ему прямо в ухо.

– Папенька меня замуж хотят отдать! За помещика старого. Не люблю я его! А папенька даже слушать не хочет. Кто бы меня поддержал, кто бы помог мне в трудную минуту!

Гриша, поморщившись, хмыкнул. Аглая Дмитриевна казалась хоть и глупой, но – несчастной и, как там ни крути, привлекательной особой. Гриша решил ее взбодрить жизнерадостной шуткой, не бросать же девушку в беде. Тем более она тоже его как-то выручила. Он развел руками.

– Нашла из-за чего реветь! Он богатый?

Аглая так растерялась, что у нее дернулся левый, старательно накрашенный глаз.

– Кто именно?

Гриша покачал головой – до чего же глупая барышня!

– Да жених этот папенькин. Ну, то есть твой.

Аглая Дмитриевна задумалась, потом кивнула утвердительно.

– Ну... богатый. Да, он богатый.

Гриша хлопнул в ладоши, чтобы развеселить ее еще больше.

– Ну и норм. Вы же все о богатом мечтаете.