Холоп

Барчук опешил. Растерянно переводя взгляд с Лизы на Аглаю, он не хотел признавать очевидного.

– Они нас что, подслушивают?

В динамике вместо Анастасии ответил мужчина, причем в голосе явно прозвучал издевательский смешок.

– Конечно подслушиваем. На тебе передатчик висит. И сам ты – дебил.

Лиза усмехнулась в сторону. Она узнала голос Павла Григорьевича, главного заказчика проекта, богатого папаши мажора Гриши, для исправления которого они все трудятся тут. В том числе и ее любимые лошадки, Кудряшка и Верона.

Тут явился сценарист Артём в запотевших очках, с пачками бумаги в руках. Начал раздавать каждому листы, иногда путаясь и всегда нервничая.

– Так, внимание! Разбираем сценарий. Говорить строго по тексту! Импровизации минимум! Сам заказчик сегодня здесь – работаем с полной отдачей! Напоминаю правила. Девушкам ноги не брить! Мужчинам не бриться! Короче, всем не бриться! То есть никому не бриться! Трусы, лифчики, серьги, кольца – всё это под запретом! К мужчинам про лифчики не относится!

Сунул бумажную пачку и Лизе. Та не взяла, только пожала плечами.

– Мне не нужно. Я не актриса. Я за лошадей отвечаю.

К сценаристу, отодвинув Лизу плечом, шагнул приказчик Авдей Михалыч, то есть исполнявший эту роль актер, раньше что-то долго искавший на экране планшета, записывая находки на бумажных обрывках. Без усов и косматой бороды он имел вполне приличный вид, но в светлых глазах его вспыхивали искорки настоящего творческого безумия. Исписанные клочки салфеток он настойчиво совал под нос очкастому сценаристу.

– У меня к вам сейчас будет вопрос – как к автору, Артём. У меня же роль ругательная. Но недостаточно, вовсе недостаточно, согласно моему пониманию. Я тут набросал чуть-чуть – посмотрите, что можно использовать? По-моему, самое то! Мозгоштурм по полной!

Чем дольше нервный сценарист разбирал приказчиковы каракули на салфетке, тем больше запотевали его очки.

– Так... как?! ого... сильно... не слышал такого... уф... да, в принципе, всё норм, кроме «долбоящер», это никак нельзя... а это что? «Хлебня моржовая»?! Нет, и это нельзя, это давайте уберем...

Тем временем Лиза незаметно вышла из избы, аккуратно ступая по бревнам, перешла дорогу и очутилась у двери мельницы. Раздался почти неслышный свист, и дверь отворилась, сверху матово блеснул глазок записывающей камеры. Лиза вошла, поднялась в аппаратную, куда ее пятью минутами раньше по динамику вызвали на ковер к начальству из столовой.

Сдержанно, вежливо (ее жизненный опыт подсказывал доверять языку уверенных движений больше, чем громким словам) поздоровалась с начальством.

В кресле сафьяновой кожи развалился мужчина лет сорока пяти в дорогом костюме. На появление Лизы и ее приветствие он не отреагировал никак, лишь скользнул взглядом по ее фигуре. Очевидно, это и был отец мажора Гриши, главный инвестор проекта.

На высоком блестящем табурете сидел долговязый человек в зеленых кроссовках и розовых носках – главный директор проекта, его Лиза видела раньше издалека. Он помахал рукой и подмигнул ободряюще, хотя она и так ничуть не волновалась. И если волновалась, то только самую малость, и то за своих лошадок.

Продюсер Анастасия стояла между ними с фонариком-указкой в руке. Ее Лиза хорошо запомнила. Та лично разговаривала с каждым, кто участвовал в проекте.

Анастасия мельком взглянула на Лизу и отвернулась к экрану, где крупным планом явилось лицо молодого парня с мутными глазами, продолжавшего нести какую-то чепуху.

«Так вот он какой, вблизи-то, этот Гриша, из-за которого весь сыр-бор», – думала Лиза, с любопытством глядя на экран. Глаза красивые, хоть и мутноватые, видимо, неладно с желудком, или просто не выспался, стресс, это всё поправимо. Правильно сложен, лоб высокий, нос прямой, крепкие здоровые зубы, волосы густые, кисти рук и ступни ног хорошей формы... тут Лиза в своих размышлениях остановилась, осознав, что оценивает симпатичного Гришу как породистую лошадь, что, наверное, неправильно. Ведь лошади лучше людей, добрее и намного умнее.

Лошадей Лиза понимала и ценила с детства, но тут ведь человек, и бубнил он ерунду про ад и прочие безделицы. Лиза внимательно всматривалась в Гришино лицо. «Интересно, зачем меня сюда вызвали, ведь не верховой же езде обучать этого непонятного парня», – подумалось ей.

Гриша продолжал причитать.

– Последнее, что помню, из клуба вышел. Эвакуатор увозил машину, я побежал. Потом фары. И всё. Может, я умер? Может, я в аду? Только какой-то странный ад... Почему ад – в прошлом... почему я конюх... Зачем я конюх? И что значит этот ад... почему это обязательно должен быть ад...

Вдруг рядом с Гришей из загона высунулась морда Кудряшки, серой в яблочко красавицы и умницы.

Директор в зеленых кроссовках, крутясь на блестящем табурете, потребовал, проговорив в наушник:

– Артём, а попробуйте-ка подтолкнуть нашего философа Гришу к его прямым обязанностям конюха. И действуйте живее, лошадь уже подошла, и (обернувшись на Лизу, рассмотрев и не решившись назвать ее «конюхом») дрессировщица тоже. Лиза сама себе удивляясь, смело взяла у него рацию, проговорила: