Хомячки в Эгладоре

Генка вновь плюхается на диван и закидывает руки за голову. Красный луч бьет ей в глаза, и Генка морщится.

— Позвоню-ка я, пожалуй, Максу, — говорит она. — Макс меня на раскопки звал… В Городище…

— Но там же тоже клещи!

— А плевать…

— Геночка, — говорит Дюша виноватым голосом, — телефон.

Генка и сама слышит, но ухом не ведет.

Дюша откладывает книгу и вылезает из кресла. Шлепает босиком по линолеуму. Генка разглядывает потолок.

— А, — говорит Дюша, — ой, а мы как раз… я как раз собирался… а чего? Да? Ну, надо же…

— Это Тугрик, — объясняет Дюша, прикрыв трубку ладонью, — он чего-то хочет… Погоди, это как? Вот так, и без всякой подготовки? Ой, сейчас спрошу…

Он приплясывает у телефонной полочки.

У него волосатые ноги. Сегодня это Генку очень раздражает.

Наконец Дюша, задумчиво кивая сам себе, вновь прикрывает трубку ладонью и поворачивается к Генке. На лице его написана такая неподдельная радость и желание угодить, что Генка волей-неволей смягчается.

— Ну, что там? — ворчит она.

— Тугрик, — говорит Дюша, — ну, помнишь Тугрика… который тогда с третьего курса свалил?

— Не помню, — холодно говорит Генка.

— Ну, который арбуз тогда прикатил на Новый год? Когда мы сидели и думали, что бы такого съесть замечательного?

— А, — оживляется Генка, — помню!

— Так он как раз спрашивает, может, у нас есть время?

— А как же, — говорит Генка мрачно. — Время есть. А денег нет.

— А и не надо, Геночка, — торопливо говорит Дюша, — это совершенно бесплатно. Ты понимаешь, он говорит, что у них складывается хорошая команда, но есть проблемы с участниками, потому что все разъехались. А тут такое дело намечается, что…

— Короче…

— Короче, он спрашивает, не хотим ли мы немного побыть эльфами?

* * *

В летнем утреннем городе, таком мирном на первый взгляд, на самом деле есть что-то страшное. Выйдешь из дому, оглянешься и понимаешь — что-то не так, словно за ночь мир незаметно подменили каким-то другим. Например, куда-то подевались пешеходы. Тротуары совершенно пусты, зато машин уйма… И куда, спрашивается, они едут?

Иногда Генке не верится, что в каждой машине сидит человек. Ей кажется, что они сами по себе.

— Тугрик! — Дюша машет кому-то рукой, — гляди, Генка, Тугрик!

Дюша очень радуется, с точки зрения Генки, даже слишком.

— Сама вижу, — говорит она.

Они стоят на кромке тротуара, мимо, фыркая, проносятся разноцветные автомобили, поэтому кажется, что Тугрик, машущий в ответ с другой стороны проспекта, дергает рукой, как персонаж плохого мультфильма.

Громыхнувший фургон на миг скрывает его — в следующем кадре Тугрик больше не машет рукой, а показывает на часы, потом на асфальт рядом с собой — мол, давайте сюда!

Генке лень лезть в переход, она дожидается, когда в потоке машин появляется брешь, и устремляется туда. Брешь движется по проспекту, и вместе с ней наискосок пересекает проспект Генка.

— Геночка, — кричит Дюша, нерешительно переступая ногами на месте, — ты куда?

Потом, махнув рукой, ныряет в темное нутро перехода.

Генка уже стоит на той стороне проспекта. Тугрик уважительно смотрит на нее.

— Нам нужны такие, — веско говорит он, — решительные. Отчаянные.

У Тугрика приличный костюм, белая рубашка и шелковый галстук. На ногах тончайшие мокасины.

На эльфа он не похож вот на столько.

Из перехода вылезает запыхавшийся Дюша.

— Привет! — выдыхает он. — Геночка, ну нельзя же так. Там же машины!

— Вижу, — мрачно говорит Генка. Она разочарована и не пытается это скрыть; она представляла себе эльфов совершенно иначе.

На Дюшу, напротив, внушительный облик Тугрика производит некоторое впечатление.

— Ты где сейчас? — он наконец отдышался и теперь пытается завязать дружелюбный разговор.

— Да так, в одной фирме, — рассеянно отвечает тот.

Генке иногда Дюша напоминает щенка, который машет хвостом любому двуногому, заглядывает в глаза, а то и переворачивается на пузо, подставляя нежный розовый животик. Иногда это до ужаса трогательно. Но чаще раздражает.

Тугрик тем временем легко перепрыгивает через низкий парапет и деловито устремляется в глубь скверика. Генка перелезает следом — гранит еще мокрый, то ли от росы, то ли потому, что мимо недавно прошла поливальная машина. Дюша предпочитает сделать крюк и солидно вдвинуться в проем меж двух тумб, увенчанных огромными гранитными пирами.

От разогретой земли тянет острым запахом. Где-то на дальнем дереве заливается соловей. Иногда его даже слышно сквозь доносящийся с проспекта рев машин.

— А Рыжий тоже бросил, — говорит Дюша тем временем, — ушел в ГиБДД, представляешь? Ну, помнишь Рыжего?

— Как бы смутно, — бросает Тугрик, не оборачиваясь. У него крепкий стриженый затылок.

— А… — Дюша растерянно замолкает. Ему неловко, и он не понимает почему.

Как ни странно, Генке тоже неловко и тоже непонятно почему. Они ж не напрашивались! Может, Тугрик злится, что они оказались неподходящими эльфами? Хотя, собственно, с чего бы? Видела она этих эльфов… Они в переходах поют.

Они идут дальше, задевая за разросшиеся кусты. Дорожка петляет, ее пересекают сырые следы дождевых червей…