Хонорик на тропе кладоискателей

Макар уже тоже был рядом. А Ромео… «Воспитанный» Ромео на четвереньках выполз на берег и через секунду скрылся из виду!

– Вот вам и благородный поступок, – раздосадованно выдохнул художник. – Стащить за собой девушку в воду и улепетнуть, даже не поинтересовавшись, умеет ли она плавать!

Но Соня неожиданно засмеялась.

– А мне не страшно! – заявила она. – И я бы никогда сама так не прыгнула. Мне даже понравилось!

Сверху хохотал Ладошка. Он понял, что опасность Соне уже не грозит, и наслаждался зрелищем, которое и правда было смешным: Соня вцепилась в столбик, а художник с одной стороны и Макар с другой силой стараются отцепить от столбика ее руки.

– Сейчас, сейчас, – смеясь, приговаривала Соня. – Они не хотят отцепливаться! Наверное, испугались мои руки.

Поддерживая Соню с двух сторон, Григорий Григорьевич и Макар подтолкнули ее к берегу. И тут-то разразился общий смех. Смеялись все – за исключением, конечно, хонорика, который ничего не понимал и испуганно оглядывался, вжимая голову в плечи – если можно было так, по-человечески, назвать его движения.

– А чего это мы так развеселились? – вдруг удивленно повел головой художник. – Нас обижают, а мы хохочем.

– Да он, наверное, нечаянно, – сказала Соня, отжимая подол платья. – Зато мы искупались.

– Да ведь он, по сути, убежал с места преступления! – воскликнул Григорий Григорьевич. – Вот ведь что самое страшное! Ну хорошо, то есть плохо, толкнул ты девушку в воду. Но после этого самому выплыть и бежать? Этого я никогда не пойму! Никогда в жизни! И вот за это не портрет его надо написать, а уши надрать так, чтобы всю жизнь помнил.

Макар с уважением посмотрел на художника. Он полностью разделял его негодование. Хотелось даже броситься вдогонку этому Ромео и хорошенько его проучить.

– Уши надрать? – задумчиво сказала Соня. – А знаете, что я читала? Что уши драли вовсе не просто так. Оказывается, за ушами находятся такие мышцы, которые влияют на психику. И если они как-нибудь неправильно зажимаются, то человек начинает и вести себя неправильно. А когда дерут за уши, то эти мышцы освобождаются, и у человека есть шанс исправиться…

Все-таки Соня – удивительная девчонка! Ну кто, скажите, стал бы размышлять про какую-то расположенную за ушами психику, стоя в мокром платье? Макару так уж точно было бы не до этого.

Ладошка продолжал хихикать. Конечно, когда три человека ни с того ни с сего оказываются в воде одетыми, выглядят они довольно смешно.

– А можно, я тоже окунусь? – спросил он Соню. – Не хочется быть на вас непохожим.

– Только у берега и без одежды, – разрешила Соня.

Радостный Ладошка ринулся в воду. Правда, все-таки не только в плавках, но и в майке – наверное, из солидарности с остальными искупавшимися.

– Ничего-ничего, – сказал Григорий Григорьевич, – хорошо, что мольберты в воду не полетели. Сейчас расставим их на пригорочке, сами на солнышке позагораем! Кстати, и засаду устроим на этого несчастного Ромку.

«А с ним прикольно!» – подумал о художнике Макар.

Григорий Григорьевич шагал к усадьбе, как хозяин. Макар даже позавидовал его уверенности: самому-то не очень хотелось в очередной раз сталкиваться с компанией, которой верховодил золотозубый и татуированный Сашок. Может, этот Сашок – уголовник?

Макар не удержался и шепотом спросил у Сони:

– А что тебе сказал этот Ромео – там, на мосту? Что-то оскорбительное?

Соня слегка покраснела:

– Да нет, не оскорбительное. Но, по-моему, так говорить все-таки нельзя. Сказал, что я красивая. А какое он имеет право это говорить?

Макар вздохнул. Одни проблемы с Сониной красотой!

– Ты, Макар, не стесняйся, – обернувшись, улыбнулся художник. – Верти своей рогулькой.

– Да… как-то… – замялся Макар. – Здесь же просто луг. Ничего рогулька не укажет.

– Не скажи, не скажи! – засмеялся Григорий Григорьевич. – Луг-то луг, а под лугом… мало ли что может быть. Пусть вертится рогулька, если захочет.

Но Макар, наверное, все же стеснялся. При художнике почему-то не очень хотелось демонстрировать свои способности. К тому же он волновался за баллончик и петарды; наверное, они отсырели. Сработают ли, если высохнут?

Мольберты поставили на пригорке – вид открывался красивый, выбирай любую сторону света. И солнце припекало так, что влажная одежда была даже приятной. Будто специально, спасаясь от жары, окунулись в воду.

– Ну вот, малыш, – обратился художник к Ладошке, – ты здесь посторожи со своим зверьком, а мы с ребятами на пяток минут отлучимся. Прочешем усадьбу. Очень уж хочется сказать этому хулигану пару ласковых слов.

– Я останусь с Ладошкой, – сказала Соня.

Конечно, Макар тоже не оставил бы брата в одиночестве. Но раз Соня остается…

– Хорошо, – согласился Григорий Григорьевич, – а мы с Макаром займемся мужскими делами, то есть выяснением отношений.

Такая формулировка Макару понравилась. «Выяснение отношений!» Звучит, действительно, совсем по-мужски.