Хор больных детей. Скорбь ноября

Он повернулся в кровати и увидел спящего на стуле дока Боллара, на полу – врачебную сумку и кофейник, а на потолке – включенную люстру, в которой перегорели три из четырех лампочек.

Наступила ночь, мерцающее небо выплескивалось через окно на одеяла. Мимо открытой двери прошел тыквоголовый мальчишка, заглянул в комнату и поймал взгляд Шэда. Мальчишка разжал крошечные челюсти под гигантским черепом и произнес:

– Тебе нужно поспать.

Шэд так и сделал.

Он проснулся с сильной болью в глубине живота, но все остальное по большей части онемело. Попытался пошевелиться и сумел чуть перекатиться на бок. Вот и все. Вытянув шею, он смог заглянуть за край кровати и увидел на полу окровавленные полотенца и тряпки. Брошенный кетгут [13] и резиновые перчатки. Комья высохшей грязи и мха, осколки стекла, шипы и деревянные щепки.

У дока Боллара отросла трехдневная белая щетина, покрытое шрамами лицо было напряженным. Он неловко свешивался со стула со спинкой из горизонтальных перекладин, словно ему было неудобно и у него начался геморрой от сидения в уличном сортире.

Этот человек всегда выглядел так, будто проснулся пять минут назад и одевался без зеркала. Другим Шэд его не видел. Редкие волосы сбились в один дикий пучок, откинутый назад, точно крышка на приоткрытом серебряном сливочнике. Док был маленьким и с каждым годом все больше съеживался, горбился, из-под рубашки торчали острые лопатки. Он был тощим, и только его ступни выглядели просто огромными. Казалось, сейчас он снимет свои коричневые клоунские ботинки, и это окажется шуткой. Можно было подумать, что без этих громадных ног док вылетел бы в окно смятым воздушным шариком.

Глаза дока открылись, повращались секунду и сфокусировались в ярком свете дня.

– Ты знаешь, где находишься, Шэд Дженкинс?

– Да. Как давно я тут?

– Три дня.

Что ни делай с собой, от символизма не уйти.

– Кто еще здесь? – спросил Шэд.

– Только Тэнди Мэй с детьми. Мне ведь не нужно тебе о них рассказывать?

– Нет. А что насчет ее мужа?

– Он сбежал несколько месяцев назад. – Док со стоном поерзал на стуле, подался вперед, но не встал. – Перестань задавать глупые вопросы. Тебе нужно в больницу.

– Сильно пострадал?

– А не хочешь сначала рассказать, что, черт возьми, с тобой случилось?

– Нет.

Ответ разозлил старика, заставил его оглядеться, будто он хотел взять молоток и ударить Шэда по голове. Вместо этого док схватил остывший кофе и раздраженно вздохнул. Запах свернувшегося молока вызвал у Шэда гримасу. Он почувствовал, как швы на лице натянулись.

– Я хорошо тебя зашил, но раны опасные. Могу сказать, что ты, наверное, самый счастливый сукин сын, которого я когда-либо видел. По всем правилам ты должен был умереть от одной только кровопотери. Пуля прошла через мягкие ткани, не задев жизненно важные органы. Кто бы ни стрелял в тебя, он, наверное, стоял на приличном расстоянии. – Док с минуту молчал, надеясь услышать ответ, а затем продолжил: – Чуть ближе – и тебя бы распотрошило. Я собираюсь перевести тебя в Главную городскую больницу Поверхое.

– Нет, док.

– Я должен сообщить шерифу…

– Уже три дня прошло. Тэнди Мэй до сих пор не сообщила?

– Видимо, ты велел ей этого не делать. Ты был непреклонен, выскользнул из постели и сильно перепугал женщину. Она, должно быть, думает, что ты перевозил виски и тебя подстрелили федералы.

– Хорошо.

– Но ведь не это произошло?

– Нет.

– У тебя неприятности с теми змеиными людьми?

Сейчас не было причин лгать.

– Да.

– Они могут прийти за тобой.

– Нет, не могут.

Док слегка удивился, на его лице отразилось беспокойство.

– Неужели ты… – Он сделал заметную драматическую паузу, словно репетировал на театральных подмостках сцену из «Кто боится Вирджинии Вульф?». – Неужели ты…

– Что?

– Ты убил их всех?

– Прекрати нести чушь, док. Почему ты не позвонил Уинтелу, когда меня увидел?

Чувство стыда исказило лицо дока. Он выставил вперед свои клоунские ноги и уставился на них.

– Насколько я смог понять, ты отправился по Евангельской тропе. Случись беда с моей сестрой, я поступил бы так же. После осмотра тела Меган у меня не нашлось ответов для твоего отца. У шерифа их тоже нет. Это терзает меня. Я вырос здесь, в Лощине, так же, как и ты. Я знаю об этих горах.

Док замолчал, будто и без слов все было понятно. Шэд нахмурился, но спустил все на тормозах, ему это было выгодно. Вот к чему привело развитие науки и медицины в этом округе.

Возможно, док давал ему передышку, поскольку чувствовал вину за то, что напортачил с причиной смерти Меган. Или его просто тошнило от Лощины, от Шэда, от больных младенцев, которых он продолжал принимать.

– Теперь, когда ты… закончил свои дела с той дорогой, я обязан доложить обо всем, Шэд Дженкинс.

– Я еще не закончил, док.

– Сынок…

Когда они тебя не слушают, а ты лежишь на спине, напомни о том, что вас связывает.

– Помнишь, я натыкался на тебя на нижних отмелях? Твои ноги лежали прямо в воде. Я останавливался, подбирал тебя, пока течением не унесло, и отвозил домой. Твоя жена всегда пыталась заплатить мне сорок долларов. Не знаю точно, как она дошла до такой цены.