— Когда-то я тоже собиралась во всякие набеги, — невнятно сказала Мария и вдруг всхлипнула.
Дмитрий Алексеевич тревожно обернулся, но она смотрела в сторону. Поинтересоваться, в чём дело — как сделали б и посторонние, — он не решился, догадываясь, каким может быть ответ.
— Что же теперь поделаешь? — тихо проговорил он.
— Ты всё знаешь?
— Нет.
— Я совсем одна, — больше не скрывая слёз, отозвалась Мария.
— Не одна. Я всегда помогу, только позволь. Одна ты не останешься никогда. Но ты много таишь от меня.
Дмитрий Алексеевич не рассчитывал на ответ, но она кивнула — и всё-таки ушла от рассказа, лишь после долгой паузы выговорив совсем общее:
— Как-нибудь доживём.
«Сколько мне осталось? — вдруг подумал он. — Здесь даже некому будет похоронить». Об этом ему следовало бы задумываться ещё в Москве, но тогда не получалось заглядывать так далеко: сам отъезд был столь важным шагом, что виделся едва ли концом земного бытия; чему следовало бы наступить за этим, Свешников не знал, как и никто не знает о том, что ждёт его за чертою. Однажды, зацепившись в разговоре за случайное там слово «рай», он так и сказал Вечеслову: «Кстати, о загробной жизни: вот приедем в Германию и увидим: существует». Тогда они посмеялись и скоро заговорили о другом, но сейчас ему пришла в голову простая мысль — не об эмиграции. Дмитрий Алексеевич нечаянно вывел, что загробная жизнь не соблазнительна, если в ней не будет памяти о нашей, и что, поверив в неё, придётся уверовать и в загробную смерть.
Жаль, никто не знал, как эту последнюю обставят.
Глава шестая
— Как-нибудь доживём, — проговорила Мария, и Свешников кивнул, пока ещё не понимая, почему её слова прозвучали так безнадёжно.
— Что-то случилось… — глухо сказал он после паузы.
Она отозвалась тоже не сразу:
— В Москве, давно.
Дмитрий Алексеевич сразу подумал о двух её шрамах почти под мышкой, оставленных явно одним предметом, в одно касание — и на плече, и на боку; когда он интересовался происхождением отметин, Мария, отшучиваясь, непременно произносила фразу из старого кино: «Ерунда, бандитская пуля». И только теперь оказалось, что она не шутила: и не спроси он о неведомом происшествии сейчас, Мария, наверно, молчала бы ещё месяцы; то, о чём естественно было бы рассказать при первой после огромного перерыва встрече, сразу как-то не выговорилось, а потом, с течением времени, вдруг поделиться своей бедою становилось всё труднее: теперь, чтобы облегчить душу, уже приходилось ждать подходящего момента — а тот не подворачивался, и так могло длиться до бесконечности.
Рассказ, который она таила, был — о дочери. Всего один эпизод. Единственный, других уже не могло случиться: из четырёх его участников выжила только Мария.
Её Наташа была барышней на выданье, по старым меркам, возможно, и чуть засидевшейся, что её самоё, впрочем, беспокоило её — слишком занятую другими делами: она играла на флейте, немного зарабатывая этим, а, окончив школу, вдруг оставила музыку и поступила на факультет психологии. Скоро, однако, и этому пришлось потесниться: у барышни появился добрый знакомый, чуждый и музыки, и гуманитарных наук, а применявший свои свежие инженерские знания в банковской сфере. Наташа, в свою очередь, вовсе не имела представления о финансовых делах, так что им двоим не приходилось говорить между собою о работе: находились темы и поинтересней.
— Саша одновременно — умница и спортсмен, да ещё и воспитан, — определила Наташа, впервые рассказывая о нём матери.
— Что ж, первое и третье свойства меня устраивают, — отозвалась, стараясь не улыбаться, Мария, — а вот его служба, скажу честно, настораживает. Хотя, чтобы судить, надо видеть своими глазами…
Девушка мгновенно подхватила:
— Хочешь, я вас познакомлю?
— Как ты резво — быка за рога!.. Что ж, хочу. Смотрины — совсем не лишний этап.
— Ну нет, на смотринах показывать должны — меня. А тут всё наоборот…
— У вас — серьёзно?
Девушка растерялась:
— Ах нет, мама, не в том смысле… Нельзя же, чтобы все оставались чужими.
— Своими тоже все не будут. Но это, знаешь, общие слова, а нам, если на то пошло, надо рассудить, как устроить наше свидание, чтоб оно не выглядело так уж нарочито… Хотя, честно говоря, как ни крути, а нечаянно это выглядеть точно уже не будет.
День, выбранный для встречи, Саша заканчивал небольшим совещанием с приезжим партнёром и не собирался задерживаться позднее обычного. Свидание он назначил прямо у выхода из своего офиса, во дворе, где перед дверьми был разбит небольшой скверик — два куста, клумба и скамейка. Наташа там и устроилась, будто надолго, с книгой, а мать стояла рядом с нею, как всего лишь приостановившийся на минутку, прохожий человек.
— Вполне в современном духе, — с усмешкой заметила Мария. — Две женщины ждут одного мужчину.