Ему давно следовало бы облегчить душу, поделившись с кем-нибудь — с другом, Денисом Вечесловым, от которого прежде, кажется, ничего не держал в секрете, или с мачехой, которая о многом догадывалась и сама, — да было неловко; не сделав этого сразу, Дмитрий Алексеевич теперь нарочно медлил, понимая, что запоздалый рассказ выйдет сумбурным и он непременно упустит что-нибудь важное: иные из обид, даже серьёзные, он старался поскорее забывать, так что теперь, доведись ему пожаловаться на семейную жизнь, в памяти не хватило бы примеров. Наверно, их стоило бы вовремя записывать — для себя, чтобы позже, разложив истории по разным полочкам, лучше понять суть. Он задумал такое письмо самому себе после одной из ссор, но (известно, как отходчив русский человек) к нему так и не приступил, отчего и наше повествование до поры обойдётся без пересказа его домашних неприятностей, по крайней мере в настоящем месте, — пока же достаточно знать, что они, какие бы ни были, собранные вместе или поодиночке, пусти их в ход как доводы обвинения, могли бы подействовать лишь единственным образом: разбить нашу пару. Они и подействовали, хотя до законного развода дело всё же не дошло: то ли в те дни супругам было особенно некогда, то ли один из них ленился, да только дело сделалось без лишних эффектов — и световых, и звуковых. Мирно, словно жена собиралась лишь в командировку, Свешников помог ей сложить вещи, усадил после троекратного поцелуя в такси — и потом не позвонил узнать, как она добралась, вообще не хотел бы звонить, подозревая, что по служебному телефону Раисе уже докучает кто-то другой, и не желая служить мишенью для насмешек её сотрудниц. Она и сама объявилась уже через неделю, после чего ввела в обыкновение как ни в чём не бывало болтать с ним о том о сём, но непременно — о постороннем; теперь, когда им нечего стало делить, Дмитрий Алексеевич не возражал. Правда, постепенно, незаметно иссякли и эти звонки — видимо, как раз потому, что делить было нечего. Теперь они почти ничего уже не знали друг о друге. Почти — потому что до обоих всё же доходили кое-какие слухи: до неё — раньше и больше, до Свешникова — с изрядным опозданием и скуднее; он всё-таки прознал, что Раиса скоро завела себе кавалера, причём без надежды на развитие сюжета, — тот был не то полковником, не то генералом, при деньгах, но и с твёрдым нежеланием портить карьеру амурными скандалами: о втором браке не могло быть и речи. Последнее, видимо, и заставляло Раису медлить с разводом.
Минули уже не месяцы, а годы, и Раиса больше не давала о себе знать — до тех пор, пока времена на дворе не переменились настолько, что никто, включая генералов, уже не был уверен в завтрашнем дне, а о нынешнем не приходилось и говорить: многие бедствовали, и когда Дмитрий Алексеевич однажды снова услышал в трубке голос Раисы, он не удивился, а решил, что ей понадобилась помощь.
— Не то, что ты думаешь, — возразила она.
— Трудности с Аликом? — принялся строить догадки Дмитрий Алексеевич, не сосчитав прошедших лет, и ахнул, узнав, что мальчик уже учится в институте.
Раиса поначалу отделалась столь кратким ответом, что ему пришлось переспрашивать: она звонила не для того, чтобы рассказывать о себе, а явно — выведывать, прежде всего — с кем живёт её муж; ей понравилось, что он сказал: ни с кем.
— Не знаю, радоваться за тебя или сочувствовать, — пренебрежительно и, разумеется, без тени участия в голосе бросила она.
— Радуйся на всякий случай — что ещё остаётся?
— Тебе не мешает статус женатого мужчины?
— Способствует, — сухо ответил он и не удержался от встречного вопроса.
— Как видишь, я тебя не тревожила. Хотя наше положение и противоестественно.
— Э, да не собралась ли ты замуж? И решила наконец затеять процесс?
— Напротив.
— Такое трудно вообразить.
— Это не телефонный разговор.
— Так серьёзно? Ну что ж, — вздохнул он. — Давай встретимся, посидим где-нибудь за бокалом вина.
— О, ты всё ещё богатенький Буратино?
— Как сказать… Зарплату, по крайней мере, не получал уже полгода. Зато мне пока немного перепадает из других источников. Пока.
— Кстати, спасибо за все те деньги, — торопливо вставила она, имея в виду суммы, которые Свешников аккуратно переводил на её счёт. — Без них я пропала бы. Хотя и ты не обязан, и я не заслужила…
Такая скромность прежде была ей несвойственна.
— Как мы договоримся? — нетерпеливо, не желая затягивать разговор, спросил он.
— Не хотелось бы на людях. У тебя — это удобно?
— Если это вас, мадам, не скомпрометирует… — церемонно начал Свешников и, не выдержав, рассмеялся: — Забавно слышать такой вопрос от законной жены. Так когда?
— Собственно, я тут близко.
— Я собирался уходить, — неуверенно пробормотал он, впрочем — неправду.
Ей пришлось заверить, что речь пойдёт о важном. Ему, заподозрившему неладное, что-нибудь вроде нового сближения, и даже почувствовавшему из-за этого дурноту, хотелось отказать, перенести свидание хотя бы на завтра, но Раиса уже повесила трубку.