Хор мальчиков

Дмитрий Алексеевич попытался сосчитать, сколько лет прошло после разрыва, но так был растерян, что никак не мог примирить между собой даты: самая нужная вылетела из головы, а прочие смешались, и он помнил точно лишь то, что искомой осенью Алик впервые пошёл в школу — Алик, который, подумать только, стал студентом. При случайной встрече Свешников, наверняка не узнал бы пасынка, Раису же… Трудно было представить её постаревшей, но он, кажется, и вообще подзабыл её внешность, вспоминая сейчас только частности, никак не желающие соединяться вместе, в особенности — тонкогубый рот, столь широкий в улыбке, что из верхних зубов открывались не обычные восемь или десять, а полновесная дюжина — это он когда-то сосчитал по фотографии, сначала посмеявшись над открытием, а потом и усомнившись в нём, но уже не имея возможности уточнить, потому что жена, верившая в приметы, забрала все свои снимки.

«Двенадцать», — определил Дмитрий Алексеевич, отворив ей дверь.

Раиса чмокнула его в щёку, а чуть помедлив — и в губы.

— У тебя такое лицо, — заметила она, — что можно подумать, будто я ошиблась дверью.

— Поразительно: ты не вела себя так даже в медовый месяц. Давай пристрою куда-нибудь твою сумку — можно в угол?

— Далеко не убирай: там наш ужин. У тебя же, наверно, шаром покати.

— Вроде этого. Например, если ты спешишь, я просто поджарю по антрекоту, а если нет, то готов придумать и что-нибудь повыразительнее… Но вот в чём ты права: особого дамского угощения — сластей или фруктов — предложить не смогу, а из питья найдётся одна водка, зато не с рынка, а настоящая.

— Не спешу, но — жарь мясо, — распорядилась Раиса, вынимая из сумки как раз недостающее: какие-то свёртки и бутылку «Напареули».

— За вино не ручаюсь, — предупредила она. — Это именно с рынка.

— Что за праздник у нас сегодня? Какая-то дата? — озабоченно спросил Свешников, тщетно перебирая в уме возможные семейные события: день знакомства и день свадьбы, дни рождения.

— Можно мне раз в десять лет кирнуть со своим законным мужем? И хорошо бы начать поскорее, не то я замёрзла, как кукла. Видишь, как я одета? По календарю, а не по погоде.

С утра лил дождь, и так похолодало, что всякий мог с лёгкостью вообразить собственную завтрашнюю простуду.

— Тогда за столом выпьем водки, а пока я сделаю глинтвейн. Согреешься.

— Всё ещё — твой знаменитый глинтвейн… Есть о чём вспомнить.

— И о чём забыть.

— Забудем — в другой раз. Кстати, знаешь, я сегодня написала стихотворение.

«Час от часу не легче», — ужаснулся он про себя, вслух же сказав, что не то нынче время (имея в виду не только сезон и ненастье), чтобы воспевать прелести природы или прелести вообще.

— Не дерзи. Хотя не спорю: и вправду не тот случай. Знаешь, напрасно люди берут отпуск летом. Из Москвы надо убегать вот в такую погоду, в чёрную слякоть.

— Боюсь, теперь не ездят и летом: у кого водятся такие деньги?

— Ты-то, вижу, не голодаешь.

— Приспособился, — безразлично ответил Дмитрий Алексеевич, на самом деле уже собиравшийся продавать машину. — Да и потребности невелики.

— Ну не хочешь, не говори, — вдруг обиделась она. — Вовсе не собираюсь выведывать коммерческие тайны. Просто интересно, что после такого перерыва стало с человеком. Другие сейчас просто погибают.

— А ты сама — держишься?

Раиса сделала неопределённый жест, и он спохватился:

— Прости, мы начали не с того. Других учу, а сам оплошал. Прежде чем заводить серьёзные речи, надо бы поступить по обычаю отсталых народов: накормить гостью, отогреть у очага и только тогда расспрашивать: кто она, что она и какое у неё дело к хозяину дома.

Дело оказалось общим, и это выяснилось до того, как они сели за стол.

— Кругом бардак, мир переменился, а ты — ты на старом месте и по-прежнему засекречен на все пуговицы? — как бы между прочим полюбопытствовала Раиса.

— Представь, наша бессмертная конструкция приказала долго жить, — удивляясь собственным словам, какие ещё не привык произносить, сообщил Свешников. — Как только институт сдал свой основной проект, где-то наверху решили этим козырнуть: сначала поместили в «Правде» заметку, в которой, не называя фамилий, только намекнули на тематику. Это озадачило, но в меру. А потом шефа вдруг отправили на одну конференцию, на другую (слыханное ли дело — во Францию, в Штаты!). Он делал доклады и давал по несколько интервью в день — короче, разболтал все мыслимые секреты. Но это я так говорю — разболтал, а в действительности, конечно же, дело сделалось даже не просто с ведома Кремля и Лубянки, а именно по их указанию. Короче, миру неожиданно стало известно всё. Господи, да год назад за один намёк, за одно слово о нашей теме упекли бы на Колыму! А сегодня все мы, наоборот, стали вольными людьми. Наверно, можно и в отпуск съездить за границу. Странно это.