Хорнблоуэр и вдова Мак-Кул

Впрочем, и английские политические методы оставляли желать лучшего. У лейтенанта Хорнблоуэра не было сомнений, что простые ирландцы видели в жертвах правосудия, таких как Вульф Тон или Фицджеральд, святых мучеников за дело свободы. Когда казнят Мак-Кула, такой же ореол засияет и вокруг его имени.   Ничто так  не  способствует  поддержке   народного движения, как кровь мучеников. Повешение этого ирландца-дезертира только сильнее разожжет тот костер, который Англия пытается потушить. В результате, два народа, побуждаемые одинаковыми мотивами патриотизма и самосохранения, по-прежнему будут продолжать бессмысленную борьбу, которая не может закончиться ничем хорошим для любой из сторон.

В кают-компании появился старший помощник лейтенант Бакленд. Лицо его выглядело усталым и озабоченным, как, впрочем, у большинства старпомов военного флота, отягощенных тяжким грузом обязанностей и огромной ответственности. Он обвел взглядом собравшихся за столом, при этом все младшие офицеры, предчувствуя какое-то неприятное поручение, старались не встречаться с ним глазами и держаться как можно незаметней. Как и следовало ожидать, выбор Бакленда пал на самого младшего из лейтенантов.

— Лейтенант Хорнблоуэр!

—  Сэр!   —   отозвался  Хорнблоуэр,   изо   всех  сил стараясь не показать степень своей досады.

—  Я   решил   передать   подсудимого   под  вашу  ответственность.

—  Сэр?   —   произнес   Хорнблоуэр   вопросительным тоном.

—  Харт выступит свидетелем перед трибуналом, — пояснил Бакленд, что само по себе было неслыханной милостью  с  его  стороны,   —   он  имел  право  вообще ничего не объяснять. — Оружейник, который его стережет, — круглый болван, как всем хорошо известно. А нам необходимо, чтобы этот тип Мак-Кул предстал перед трибуналом в целости и сохранности. Я цитирую вам собственные слова капитана, м-р Хорнблоуэр.

—  Так точно, сэр,  — ответил Хорнблоуэр, да и что ему еще оставалось делать.

—  Это чтобы не повторилась история с  Вульфом Тоном, — сказал Смит.

Вульф Тон перерезал себе горло ночью накануне того дня, когда он должен был быть повешен. Он умер в жестоких мучениях неделю спустя.

 —  Если  вам что-нибудь  понадобится,  лейтенант, обращайтесь прямо ко мне, — добавил Бакленд.

—  Так точно, сэр.

«Караул к трапу!» — раздался сверху громовой голос вахтенного, и Бакленд поспешил на палубу, чтобы встретить прибывшего на борт капитана, несомненно, одного из членов назначенного трибунала.

Хорнблоуэр сидел молча, повесив голову и размышляя, почему этот жестокий мир так немилостив именно к нему, и почему жизнь его повернулась так, что он стал офицером самой жесткой и требовательной военной организации в мире, где человек не имеет права сказать: я не хочу или я не осмеливаюсь.

—  Не огорчайся, Хорни, даст бог, повезет в другой раз,  —  ободрил его Смит с неожиданной теплотой в голосе.

Остальные офицеры тоже выразили ему свою симпатию.

—  Идите выполняйте приказ, — со вздохом произнес Робертс. — Желаю удачи.

Хорнблоуэр поднялся со стула. Он не доверял в эту минуту своему голосу, поэтому просто молча поклонился и торопливо вышел из каюты.

—  Здесь  он,   м-р  Хорнблоуэр,   —   приговаривал оружейник,   остановившись   перед  окованной  железом дверью в полумраке твиндека, — целый и невредимый.

Стоящий на часах перед дверью морской пехотинец отступил на шаг в сторону и позволил оружейнику вставить ключ в скважину и открыть дверь.

—  Я   поместил   его   в   пустую   кладовую,   сэр,   — поведал оружейник. — Но он там не один. Я приказал двум капралам, чтоб глаз с него не спускали.

Дверь распахнулась, открыв взору Хорнблоуэра небольшое помещение, тускло освещенное единственной лампой. Воздух был спертым и тяжелым. Мак-Кул сидел на сундуке, а оба капрала прямо на полу, прислонившись спинами к бимсам. При появлении офицеров   они   вскочили   на   ноги   и   вытянулись   во   фрунт.

В бывшей кладовой сразу же стало невероятно тесно. Хорнблоуэр внимательно осмотрел стены и потолок, а также скудную обстановку, но не нашел ничего, что могло бы помочь заключенному совершить самоубийство или побег. Завершая осмотр, он заставил себя усилием воли взглянуть в глаза Мак-Кулу.

—  Мне поручено присматривать за вами, — сказал, наконец, Хорнблоуэр после затянувшейся паузы.

—  Очень рад знакомству, м-р... — Мак-Кул вопросительно смотрел на лейтенанта,  одновременно поднимаясь со своего сундука.

—  Лейтенант Хорнблоуэр.

—  Счастлив  приветствовать  вас в  своих  апартаментах, м-р Хорнблоуэр.

Мак-Кул разговаривал на безупречном английском, лишь еле заметный акцент выдавал его ирландское происхождение. Свои длинные рыжие волосы он успел перевязать сзади ленточкой. Его голубые глаза странно блестели даже в этом полутемном помещении.

—  Есть ли у вас  какие-либо  просьбы   или  жалобы? — спросил Хорнблоуэр.

—  Я   бы   не   отказался  чего-нибудь   перекусить   и выпить, — откровенно признался Мак-Кул. — С момента захвата «Эсперансы» у меня и маковой росинки во рту не было.