Адмирал — достопочтенный сэр Уильям Корнуоллис — и в самом деле оказался в капитанской каюте вместе с уже знакомым Хорнблоуэру лейтенантом Пейном и капитаном «Славы» Сойером. Адмирал после представления ему Хорнблоуэра сразу же перешел к делу.
— Вы отвечаете за подготовку и проведение казни? — спросил он.
— Так точно, сэр.
— Тогда слушай, сынок...
Корнуоллис пользовался во флоте огромной популярностью. Он был строг, но всегда справедлив, и отличался незлопамятностью. О его личной храбрости и высочайшем профессионализме ходили легенды. Под прозвищем Синий Билли он был героем неисчислимых анекдотов и песенок. Сейчас, однако, он находился в явном затруднении, не имея подходящих слов их высказать.
Хорнблоуэр терпеливо ждал продолжения.
— Слушай сюда, — повторил адмирал, — нам надо, чтобы этот рыжий черт не начал распинаться перед тем, как его подвесят.
— Так точно, сэр, — ответил Хорнблоуэр, не ожидавший такого поворота.
— Четверть матросов на этом корабле — ирландцы, — продолжал развивать мысль Корнуоллис. — Безопасней закурить в крюйт-камере, чем позволить этому пройдохе трепать перед ними своим языком.
— Понятно, сэр, — отозвался Хорнблоуэр. Согласно уставу и обычаю, имевшему свои корни в незапамятных временах, приговоренному к повешению по его желанию предоставлялось последнее слово,
— Когда мы его повесим, — снова заговорил адмирал, — это послужит хорошим уроком всем смутьянам и наглядно покажет им, что ожидает дезертиров. Но стоит только позволить ему открыть рот... У этого парня язык без костей. Если он поговорит хотя бы пять минут, мы потом его дерьмо и за полгода не расхлебаем.
— Так точно, сэр.
— Вот видишь, сынок, теперь и тебе все понятно. Делай, что хочешь. Можешь влить ему в глотку бочку рома, чтобы он ничего не соображал. Но помни одно: если он заговорит... — мне будет жаль тебя, сынок.
— Так точно, сэр.
Пейн последовал за Хорнблоуэром, когда тот вышел из каюты.
— Можно забить ему рот паклей, — посоветовал он. — Со связанными за спиной руками он никак не сможет от нее избавиться.
— Да, конечно, — ответил Хорнблоуэр, внутренне холодея от одной мысли о подобной процедуре.
— Я нашел ему католического священника, — продолжал Пейн, — но он тоже ирландец и вряд ли захочет или сумеет убедить Мак-Кула молчать.
— Да, конечно, — повторил Хорнблоуэр.
— Мак-Кул чертовски хитер. Жаль, что он успел выбросить за борт все улики, прежде чем мы его зацапали.
— А что он намеревался предпринять?
— Высадиться в Ирландии и заварить там новую кашу. Нам крупно повезло, что удалось его перехватить. Не будь он дезертиром, нам даже не в чем было бы его обвинить.
— Понятно, — сказал Хорнблоуэр.
— И не вздумайте накачивать его ромом, — сказал Пейн, — хотя Синий Билли советовал вам поступить именно так. У этих ирландцев луженые глотки и бездонные желудки, А в пьяном виде они еще красноречивей, чем в трезвом. Прислушайтесь лучше к моему совету.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Хорнблоуэр, с трудом скрывая пробежавшую по телу дрожь.
В камеру он вошел, чувствуя себя приговоренным в не меньшей, если не в большей степени, чем Мак-Кул. Осужденный удобно устроился на соломенном матрасе, доставленном в кладовую по приказу Хорнблоуэра. Оба капрала сидели по углам и не сводили с него глаз.
— Авот и мои ангел-хранитель! — приветствовал Мак-Кул появление Хорнблоуэра с притворной веселостью, которая, однако, вполне могла бы обмануть менее внимательного наблюдателя.
Хорнблоуэр решил сразу взять быка за рога.
— Завтра... — начал он.
— Что — завтра? — тут же спросил Мак-Кул.
— Завтра вы не должны произносить никаких речей, — твердо сказал Хорнблоуэр.
— Никаких! Я что же, не имею даже права попрощаться перед смертью с земляками?
— Вот именно.
— Вы собираетесь лишить приговоренного его законной привилегии?
— Я получил приказ, — сказал Хорнблоуэр.
— И вы намерены выполнить его любой ценой?
— Да.
— Могу я поинтересоваться, каким образом? — вкрадчиво спросил Мак-Кул.
— Я могу затолкать вам в рот моток пакли, — грубо, но откровенно ответил Хорнблоуэр.
Мак-Кул бросил взгляд на его побледневшее, но решительное лицо.
— Для палача им следовало бы выбрать более подходящего человека, — сказал он и тут же добавил, словно в голову ему пришла свежая мысль: — А что вы скажете, если я добровольно избавлю вас от хлопот?
— Каким образом?
— Я мог бы дать вам честное слово, что буду молчать.
Хорнблоуэр попытался скрыть охватившие его сомнения относительно того, можно ли доверять честному слову мятежника и изменника, но это ему, видимо, удалось плохо, потому что Мак-Кул заговорил снова, и на этот раз в голосе его отчетливо прозвучали нотки раздражения и обиды.
— О, я прекрасно понимаю, что ни один здравомыслящий человек не поверит теперь честному слову Мак-Кула, поэтому я предлагаю вам сделку. Вы вольны не выполнить вашу часть сделки, если я не выполню предварительно свою.