Хороните своих мертвецов

Патрик сделал, что просил Гамаш, и они склонились над фотографией. Рука Гамаша с ножом чуть подрагивала, и он ухватил его покрепче. Патрик посмотрел на старшего инспектора, но ничего не сказал. Гамаш опустил нож и осторожно подвел его под ветхую старую бумагу, приподнимая ее над рамкой. Понемногу бумага стала отходить.

Противясь искушению сорвать бумагу одним рывком, он осторожно поднимал ее, пока не снял всю и обратная сторона фотографии не обнажилась впервые с того времени, как была заделана в рамку более ста лет назад. И там четким шрифтом были написаны имена людей, включая и двух улыбающихся.

Шон Патрик и Фрэнсис О’Мара.

1869.

Гамаш смотрел, не отрывая взгляда.

В записи Огюстена Рено был не 1809, а 1869 год.

Шиники познакомился с этим Патриком, этим О’Марой и Джеймсом Дугласом в 1869 году.

Почему?

Гамаш обвел взглядом стену с предками, стоящими перед домом. Большой путь от Басс-Вилля, целая вселенная. Гораздо больше, чем расстояние между Ирландией и Канадой. Это была непреодолимая бездна между НАМИ и ИМИ.

Грубый ирландский рабочий в великолепном доме Верхнего города в 1870 году. Такое было невозможно. Но это случилось.

Гамаш снова взглянул на улыбающихся людей перед домом. О’Мара и Патрик. Чему они так радовались?

У Гамаша имелись соображения на этот счет.

Глава девятнадцатая

– Доктор Шевре?

Гамаш увидел, как напряглась спина человека. Это было красноречивое маленькое движение, непроизвольное и часто встречающееся. Перед ним был человек, погруженный в свои занятия и недовольный тем, что его прервали. Гамаш знал, что такая реакция вполне понятна. Кто сам не испытывал этого время от времени?

Но еще более красноречивой была последовавшая за этим долгая пауза. Гамаш практически видел, как Обри Шевре облачается в доспехи, как латы закрывают спину археолога, как кольчуга с колючками и шипами защищает его тело. А потом, защитившись и вооружившись, он впал в ярость.

– Что вам угодно? – строго спросила напрягшаяся спина.

– Я бы хотел поговорить с вами.

– Договоритесь о встрече.

– У меня нет времени.

– У меня тоже. Всего доброго.

Обри Шевре наклонился над столом, рассматривая что-то.

Гамаш знал: имеется причина тому, что главный археолог Квебека предпочитает работать с осколками гончарных изделий, наконечниками стрел и старыми каменными стенами. Он мог задавать им вопросы, и если они время от времени противоречили ему, то в этом не было ничего личного, ничего грязного, эмоционального.

– Меня зовут Арман Гамаш. Я помогаю расследованию убийства Огюстена Рено.

– Вы из Квебекской полиции, город не в вашей юрисдикции. Идите и занимайтесь своими делами.

Напряженная спина по-прежнему не двигалась.

Гамаш несколько мгновений смотрел на нее.

– Вы отказываетесь помочь следствию?

– Я уже помог. – Обри Шевре повернулся и сердито зыркнул на Гамаша. – Я весь день провел с инспектором Ланглуа, мы раскапывали подвал в Литературно-историческом обществе. Потратил на это целое воскресенье – и что мы нашли?

– Картошку?

– Картошку. Но Огюстен Рено даже этого не обнаружил в своих поисках Шамплейна. Не хочу показаться грубым, но оставьте меня. Мне нужно работать.

– Над чем? – Гамаш подошел к нему ближе.

Они находились в часовне монастыря урсулинок. Здесь горел прожектор, и в центре главного помещения были поставлены длинные столы. Доктор Обри Шевре стоял рядом с самым длинным из них.

– Здесь продолжаются раскопки.

Гамаш заглянул в отверстие в одной из грубых стен:

– Здесь были похоронены генерал Монкальм и его люди?

– Нет, их нашли там.

Шевре показал в другой угол подвала и вернулся к работе. Гамаш сделал несколько шагов и заглянул внутрь. Он прежде не спускался в этот подвал, но читал о нем еще школьником. Героический генерал, скачущий на великолепном коне, вдохновляющий войска. Потом залп – и генерал ранен, но все еще держится в седле. Когда стало ясно, что сражение проиграно, что Бугенвиль не придет на помощь, французские силы отступили в Старый город. Монкальм поехал туда, поддерживаемый с двух сторон пешими солдатами. Он добрался вот до этого самого места, где и умер. Мирно.

Примечательно, что он продержался до следующего дня и ушел уже тогда.

Монахини, опасаясь, что англичане осквернят тело, опасаясь репрессий, захоронили генерала на том месте, где он умер. Спустя какое-то время сестры выкопали его череп и кость ноги и захоронили их в склепе часовни, чтобы они были защищены и над ними можно было молиться.

Мощи.

Такие вещи имели силу в Квебеке.

Генерал Монкальм лишь недавно воссоединился с теми людьми, которыми командовал. Несколько лет назад его останки были захоронены в братской солдатской могиле. В этой могиле находились останки всех, кто погиб в тот страшный час на полях, принадлежавших некогда фермеру Аврааму.

Французские и английские солдаты, навечно упокоившиеся вместе. Достаточно, чтобы замириться.