Хороните своих мертвецов

– Вряд ли в те времена сюда могли прийти ирландцы. Сегодня – да, у нас много членов-ирландцев. Слава богу, сейчас нет таких противоречий. Но боюсь, в те времена между ирландцами и англичанами существовала вражда.

Гамаш знал, что в этом состояла слабость Нового Света. Люди привозили в него старую вражду.

– Но сегодня отношения наладились?

– Да, со временем старые претензии забываются. И потом, мы слишком малы, не можем себе позволить враждовать.

– Спасательная лодка? – улыбнулся Гамаш и снова взял чашку с кофе.

– Вы не забыли эту аналогию? Да, именно так. Неужели найдутся глупцы, которые будут раскачивать спасательную лодку?

«И что должны делать пассажиры, чтобы поддержать мир?» – спросил себя старший инспектор. Он отхлебнул кофе и оглядел комнату. Она была повыцветшая и уютная, он мог бы жить в такой комнате. А Элизабет замечала эту потертую ткань, отслоившуюся краску? Маленькие поломки накапливаются. Он знал людей, которые всю жизнь прожили в одном доме и переставали видеть его таким, каким он стал, – они видели его таким, каким он был когда-то.

Но снаружи дом сохранился хорошо. Покрашен, отремонтирован.

– Если уж мы заговорили о маленьких сообществах… вы знаете семью Мюнден?

– Мюнден? Конечно. У них много лет был успешный антикварный магазин на Пти-Шамплейн. Там продавались прекрасные вещи. Я туда кое-что отнесла.

Гамаш посмотрел на нее с недоумением.

– На продажу, старший инспектор.

Сказав это, она не поморщилась, не покраснела. И стыдно ей, судя по всему, не было. Она просто констатировала факт.

И он знал почему. Она, конечно, все замечала, но использовала свой скромный доход только на ремонт фасада. Чтобы выглядело прилично. Огромное состояние Макуиртеров исчезло, стало легендой, которую она решила поддерживать.

Перед Гамашем была женщина, для которой важен был внешний вид, фасад. На какие жертвы она была готова, чтобы поддерживать его в приличном состоянии?

– Там случилась какая-то трагедия, насколько мне известно, – сказал он. – В семействе Мюнден.

– Да, очень печальная история. Он покончил с собой. Это случилось весной. Вышел на лед реки и утонул. Это объяснили несчастным случаем, но мы-то знали правду.

– Тонкий лед.

Она едва заметно улыбнулась:

– Да-да.

– И почему он это сделал, как думаете?

Элизабет ответила не сразу:

– Не могу себе представить. Он казался счастливым. Но то, что нам кажется, не всегда отвечает действительности.

Как сверкающая краска, полированный камень, идеальный фасад этого дома.

– У него было двое детей, но я видела только одного. Сына. Восхитительный мальчик со светлыми кудрявыми волосами. Повсюду ходил за отцом. У него было какое-то прозвище. Нет, не могу вспомнить.

– Старик.

– Что-что?

– Старик – такое у него прозвище.

– Да, верно, старичок – так его отец называл. Интересно, что стало с мальчиком.

– Он живет в деревне Три Сосны, изготовляет и ремонтирует мебель.

– То, чему мы учимся от своих родителей, – с улыбкой сказала Элизабет.

– Отец научил меня играть на скрипке, – сказал агент Морен. – А ваш отец не учил вас играть?

– Нет, он любил петь. Мой отец привил мне любовь к поэзии. Он брал меня на долгие прогулки по Утремону и на Мон-Руаяль и там читал стихи. А я за ним повторял. У меня это плохо получалось. Большинства слов я не понимал, но запомнил их все. Только потом я понял, что они означали.

– И что они означали?

– Они означали мир, в котором мы живем, – ответил Гамаш. – Мой отец умер, когда мне было девять.

Морен помолчал.

– Соболезную. Я даже сейчас не могу себе представить, что потеряю отца. Это, наверно, было ужасно.

– Да, ужасно.

– А ваша мать? Наверно, очень переживала.

– Она тоже умерла. Погибла в автокатастрофе.

– Сочувствую, – сказал Морен еле слышно.

Он переживал за большого человека, удобно устроившегося в своем кабинете, тогда как сам молодой агент оставался в одиночестве, сидел перед часами, привязанный к стулу и бомбе.

Время шло. Оставалось шесть часов двадцать три минуты.