Хорошая

Сегодня я «расистка». Именно это было написано в записке внутри моего шкафчика, которая ожидала меня там после урока мат. анализа. Если конкретнее, там было написано «расистская стерва». Ну тут уж я легко смогла понять причину. Владелец магазина, который я пыталась ограбить, индийский мужчина за сорок. Хотя, это оказалось не преднамеренно. Он мог быть любого цвета радуги, и ничего бы это не изменило. Его магазин находился у черта на куличках, а мы все были под кайфом: идеальная комбинация для ограбления. Я смяла записку и бросила её в ближайшую мусорную корзину, краем глаза заметив в коридоре Грэйси. Я практически побежала к ней.

— Эй, — я не знала, каких слов ждала от неё. Мы не разговаривали с моего освобождения. Её родители были твёрдо убеждены, что я должна держаться от неё подальше. Школа — это единственный шанс поговорить с ней, а вчера она меня избегала.

Она осматривалась по сторонам, ее зеленые глаза искали пути к отступлению.

— Как думаешь, может, сядем вместе за обедом? — спросила я, перекладывая книги в другую руку.

— Я не могу, Кейденс, — ответила Грэйси. — Ты же знаешь, мне нельзя.

— Что? Твои мама с папой проверяют тебя в школе? Как они вообще узнают?

Грэйси ощетинилась и фыркнула. — Мне не разрешают.

Я знала, у меня было очень мало времени. Совсем скоро прозвенит звонок, поэтому я сразу перешла к самому важному, что хотела ей сказать.

— Прости, Грэйси, — произнесла я. — Мне стоило послушать тебя и не идти на ту вечеринку. Я не пыталась избавиться от тебя. Мне просто было любопытно. Я совершила одну ошибку. Но это всего лишь одна ошибка. Почему твои родители не могут позволить нам общаться?

Глаза Грэйси расширились от неверия. — Ты обдолбалась! Ты ограбила магазин! С чего вообще моим родителям позволять нам общаться? — вскрикнула она.

Я поёжилась, смущённая её реакцией и взглядами учеников, что находились рядом.

— Ты полностью разрушила нашу дружбу! — бросила она, и тут громко и резко прозвенел звонок. — А теперь из-за тебя я опоздала на урок!

Она захлопнула дверцу своего шкафчика и поспешила по коридору. Я стояла ошеломленная, и наблюдала, как она заворачивает за угол и исчезает. Я раздумывала над своими вариантами: пойти на урок или же пропустить школу совсем. Я пыталась быть хорошей, поэтому знала, что должна пойти в класс. Но я была уставшей, напуганной, и мне было грустно из-за Грэйси — хорошие причины, чтобы всё же прогулять.

Я схватила рюкзак из шкафчика и направилась к боковому выходу. Я могла проскользнуть незамеченной и пойти куда-нибудь. Куда угодно, только не домой. Я уже коснулась дверной ручки, когда меня позвал мистер Коннели

— Куда ты собралась, Кейденс? — спросил он.

Я не обернулась. — На урок.

— Единственный урок, что проводится снаружи — это физкультура, — ответил он. — И ты идёшь не туда.

Я замерла.

— И, кстати говоря, здесь есть камера.

Я подняла глаза и посмотрела направо. Нет камеры. Я посмотрела налево. Камера. Когда они её установили?

— Что происходит? — спросил мистер Коннели.

Я подпрыгнула. Не слышала, чтобы он двигался, а теперь он стоял прямо позади меня.

— Просто мне не хочется быть здесь сегодня, — ответила я, поворачиваясь к двери. К моему выходу. Моей свободе. Смогу ли я убежать от своего учителя математики, если он пойдёт за мной?

— Кейденс, ты достаточно умна, чтобы знать, что выбора у тебя нет. И ты также достаточно умна, чтобы знать, что у тебя будут огромные проблемы с родителями, — пытался вразумить меня мистер Коннели.

— Мне всё равно, — огрызнулась я.

— Нет, это не так.

Я кивнула. Он был прав. Я целый месяц после освобождения из колонии трудилась, чтобы вернуть родительское расположение. Я хотела, чтобы они смотрели на меня так же, как раньше. Мама стала немного более благосклонна. Папа же оставался неумолим, и чем больше я старалась показать ему, что изменилась, тем более неумолимым он становился.

Ирония в том, что мне не нужно доказывать ни одному из них, что я изменилась, ведь это не так. Я всегда была хорошей девочкой, даже когда совершала эту большую ошибку. Да, это была действительно ужасная ошибка – накачаться и ограбить магазин, но это не определяло того, кто я есть. Я не стала внезапно за одну ночь зависимой наркоманкой или закоренелой преступницей. Я сделала один неверный выбор, который заклеймил меня на всю жизнь, по крайней мере, в глазах моих родителей.

Только когда меня отпустили из колонии, я поняла ожидания своих родителей. От меня ожидали, что я всегда буду идеальной. Мне никогда не было позволено совершать ошибку, и когда я всё-таки её совершила, я заплатила непомерную цену. Дело не только в том, что они не простили меня и, наверное, никогда не простят, дело в том, что, думаю, я им даже больше не нравилась.

— Пойдём со мной, и я напишу тебе освобождение, — предложил мистер Коннели.

Я неохотно последовала за ним в класс и остановилась в дверном проёме, пока он писал записку. Когда он протянул её мне, я достала из своего кармана его носовой платок.

— Обмен, — сказала я, предлагая ему кусочек ткани.