— На самом деле, это не так, — ответил мистер Коннели. — Это было неправильно. И я понимал, почему ты одела комбинезон. И это ещё одна причина, по которой я не должен был кричать на тебя.
Я задумалась на мгновение. — Не стоило мне спорить. Надо было сделать, о чем Вы попросили.
Мистер Коннели пожал плечами.
— Они хотели, чтобы я побежала в туалет и плакала, — мягко призналась я. — А я не хотела давать им то, чего они хотят. Поэтому я его надела.
— Знаю.
Я отвернулась. Я думала о своих родителях, которые были так злы на меня, не простили мне моей «большой ошибки». Вот как они это называли: «большая ошибка». Я ни от кого не могла добиться сочувствия к своей боли и одиночеству. Это была боль из-за потери моей лучшей подруги, потери доверия моих родителей, потери моего статуса «хорошей девочки» в школе. Я не осознавала, как сильно скучала по этому, как предпочитала считаться наивной девственницей, нежели тем, кем меня называют теперь: шлюхой. Мне нужно было, чтобы кто-то пожалел меня, и я знала, что это сделал Мистер Коннелли. Я истосковалась по сочувствию и решила заставить его чувствовать себя виноватым.
— Это из-за вас.
— Прости? — спросил мистер Коннели.
— Это из-за вас я побежала в туалет и плакала, — повторила я, пряча лицо. А потом я спрыгнула со скамьи и ушла.
Я была смущена. Может, это была плохая идея. В моей голове эти слова звучали лучше, чем вслух, но реальность оказалась совершенно другой.
— Кейденс, — услышала я голос позади. Я поморщилась и ускорила темп. — Кейденс, подожди!
Я шла так быстро, как только могла, подбородок опущен, взгляд не отрывался от земли. Я не пойду завтра в школу. Я ни за что не смогу вернуться и столкнуться с ещё одним днем издевательств. Я ни за что не смогу встретиться с
— Прости, что заставил тебя плакать! — произнес мистер Коннели, выпрыгивая передо мной и вынуждая остановиться.
Я посмотрела на него, в глазах блестели злые слезы.
— Я чувствую себя ужасно из-за этого, — осторожно сказал он.
— Я не одна из таких девчонок! — выкрикнула я, чувствуя, как первая слеза скатывается из уголка моего глаза и скользит по щеке, предавая мои следующие слова, — Я не то, чтобы всё время так эмоциональна!
Мистер Коннели кивнул.
— Просто у меня ужасные тринадцать месяцев! — всхлипнула я. Слезы текли уже во всю, и я стирала их тыльной стороной руки. — И вы не помогли! Вы могли быть вежливее, понимаете? Вы могли просто позволить мне! То, что они сделали, было подло, а я просто пыталась справиться с этим как можно лучше!
Я видела, как мистер Коннели боролся сам с собой, думал, что сказать и что сделать. Он выглядел так, словно был готов протянуть руки и обнять меня, но потом вспомнил, что он учитель-мужчина, а я девочка-ученица. Он открыл рот, а потом закрыл его. Мне было неловко наблюдать, как он корчился от дискомфорта, и от этого я заплакала сильнее.
— Можно, я, пожалуйста, пойду? — всхлипнула я. У меня не было салфетки. Боже, ненавижу плакать! В этом не было ничего привлекательного, и я не собиралась стоять там и позволять своему великолепному учителю математики видеть, как у меня из носа текли сопли.
— Как ты доберешься домой? — спросил он, а потом достал из кармана носовой платок и протянул его мне.
— Какого черта…? — Но я взяла платок, ведь мне отчаянно хотелось высморкаться. Я отвернулась и высморкалась так тихо, как могла. — Что это? Сейчас тысяча восемьсот девяностый? — спросила я, отворачиваясь от него.
Он усмехнулся. — Я старомоден.
Я сжала ткань в руке. Ни в коем случае не отдам его ему обратно.
— Старомодный, да?
Мистер Коннели кивнул.
Я пожала плечами.
— Вы хотите его вернуть? — Я подняла кулак, ткань была надежно спрятана и не видна.
Мистер Коннели покачал головой. — Не сейчас.
Не знаю, что это значило, может, он ждал, что для начала я его постираю. Я, определенно, сначала постираю его.
— Что скажешь, если завтра мы начнём сначала? — спросил мистер Коннели.
Я фыркнула.
— Что это значит?
— Значит, что будет видно, — ответила я.
— Довольно справедливо. А теперь, как ты доберешься домой?
— Пойду пешком. Я живу в двух минутах от школы, — солгала я ему.
— Точно?
— Да, мистер Коннели. Всё в порядке.
Он кивнул и открыл рот, чтобы что-то сказать, но видно передумал и закрыл его.
На то, чтобы дойти до дома, у меня ушло два часа, и всю дорогу я материлась. Серьёзно. Я никогда не говорила «да пошло оно на хер» столько раз за всю свою жизнь. И это было