Хорошая

Не знаю, почему я так хотела его прощения, больше, чем чьего-либо ещё. Может потому, что он всегда смотрел на меня немного иначе, чем на Оливера. Я была типичной перворожденной: зрелой, неизменно послушной. Я никогда не задавала родителям вопросы. Я делала, что говорили. Я стала ответственной в юном возрасте и повзрослела быстрее, чем мои сверстники. Мои достоинства заслужили мне уважение.

Теперь же отец смотрел на меня иначе. Я не была хорошим подростком. Я была просто подростком. Думаю, для него это стало скорее разочарованием, чем ещё чем-то. Ему не хотелось иметь обыкновенную дочь. Ему хотелось необыкновенную. А я такой не была. Я была несовершенна, с не до конца развитым сознанием, обычным подростком, совершающим ошибки. Полагаю, теперь папа перенаправил свою энергию на Оливера в попытке переплавить его в то, чем я быть не смогу: идеальным супер подростком.

Я завезла папе его кофе и задержалась ненадолго в его офисе. Он был бухгалтером, его мир был наполнен числами. Внезапно меня осенило, что папа вполне мог бы предложить мне помощь с матанализом. Он был математическим гением. Так почему же он не предложил? Не то, чтобы я жаловалась. Дополнительные занятия были причиной трех дней в неделю на машине. Но почему он не спросил, не нужна ли мне его помощь?

— Не трогай это, Кейденс, — услышала я позади. Я замерла, палец завис над иголкой кактуса.

— Почему?

Папа сел за свой стол:

— Во-первых, потому что я так сказал. А во-вторых, потому что ты поранишься.

— Я не собиралась пронзать им свой палец, — ответила я, усмехаясь.

Это был огромный шип – около трех дюймов длиной – и я просто хотела увидеть, насколько колючий кончик. У меня не было в планах калечиться, но на мгновение я вообразила себя Спящей Красавицей, готовой коснуться спицы веретена, моя отчаянная надежда заснуть глубоким сном и испариться из реальности.

— Ты домой собираешься? — спросил папа.

— Пытаешься от меня избавиться? — легко ответила я.

— Я занят, Кейденс.

— Знаю.

Боже, я и впрямь не нравилась ему сейчас. Что ж, подумала я, сейчас такой же подходящий момент, как и любой другой.

— Почему я хожу на дополнительные занятия, если ты и сам мог бы помочь мне с математикой?

Папа прочистил горло.

— Что?

— Ты весь день работаешь с цифрами, — продолжила я. — Почему ты не предложил мне помощь?

Папа выглядел раздраженным и неловко поерзал на стуле.

— Ты не просила.

Довольно справедливо. Но мне хотелось произнести слова, пока у меня хватало на это смелости.

Д, я рисковала домашним арестом или ещё каким-нибудь наказанием за неуважение, но мне было всё равно. Думаю, это всё кофеин в моём латте. Он сделал меня смелой.

— Можешь быть честным, пап, — произнесла я. — На самом деле ты просто не хочешь проводить со мной время.

Папа выглядел ошеломленным. Я повернулась к кактусу ещё раз. Коснулась иглы перед тем, как выйти из офиса. Он ничего не сказал, а я не заснула, как надеялась.

***

— Я хочу начать навещать Фанни Бёркен, — сказала я за ужином на следующей неделе.

— Кого?

— Леди, чей дом я мыла в ту субботу, когда была на общественном проекте, организованном Эвери, — объяснила я.

Мама кивнула.

— Зачем? — спросил Оливер.

— Потому что она старая и одинокая, компания ей не повредит, — ответила я.

Папа сидел тихо, размышлял. Он странно вел себя со мной с моего визита в его офис. Не знаю, может то, что я сказала, ранило его чувства или же заставило его встретиться с правдой лицом к лицу. Я почувствовала себя гораздо лучше после того, как сказала всё вслух, и это не задело меня так, как я ожидала. Я подумала, что просто стану очередной девчонкой с трудностями с отцом, и я нормально к этому относилась. Думаю, часть меня устала пытаться доказать, что я хорошая, поэтому я остановилась. Но я убедилась, что перехожу эту грань осторожно. Не стану чересчур грубой или неуважительной. Не могу рисковать своей тачкой. Но я решила, что просто не стану больше делиться с ними своей жизнью.

— Думаю, ты можешь навещать её, если она хочет, — наконец сказал папа.

Вот так, с папиного благословения, я стала навещать Фанни Бёркен. Знаю, звучит странно. Откуда у семнадцатилетней желание проводить время со старушкой? По правде говоря, у меня было не особенно-то много других вариантов, включающих друзей, но также мне хотелось проведать её и её лампы. И если уж начистоту, мне хотелось с кем-то поговорить. Я быстро поняла, что в ней нет ничего старушечьего. Она была резкой, остроумной и отважной.

И конкретно в этот понедельник я решила выговориться.

— Фанни, я бывшая заключенная, — начала я.

— Это фантастично! — воскликнула она. — Я тоже.

— Что, простите?

— У меня была проблема с магазинной кражей, когда мне было около тридцати, — объяснила она.

— Да вы шутите?

— Вовсе нет. Я всё тащила. Сигареты. Журналы. Подгузники. Жвачку.

— Подгузники?

— Всё это было одной сплошной ошибкой. Я была одинока и зла на своего муж.

— Так вы отправились в тюрьму? — спросила я.