Хорошая дочь

— Расти заставил его подписать признание. — Бен посмотрел на Сэм, не на Чарли. — Я нашел его в сейфе.

Чарли подняла глаза к потолку. Позволила скатиться слезам. Она никогда не простит себя за то, что Бен узнал обо всем не от нее.

— Я сам хотел написать признание. Я хотел сознаться. Это было невыносимо, это вранье, это чувство вины.

Сэм взяла Чарли за плечо, словно пытаясь удержать ее и удержаться самой.

— Почему папа не сообщил в полицию?

— Он не хотел, чтобы был еще один суд, — ответил Мейсон. — Вы обе жили своей жизнью, оставив все это позади.

— Оставив все это позади, — пробормотала Чарли.

— Расти не хотел опять все взбаламучивать, — продолжил Мейсон, — заставлять вас приезжать в город, заставлять Чарли выступать на свидетельской трибуне. Он не хотел заставлять ее…

— Врать, — закончила Сэм.

Заклеенная коробка долго простояла на верхней полке. Расти не хотел, чтобы Чарли пришлось выбирать между ложью под присягой и открыванием коробки на глазах у всех.

На глазах у кулпепперовских девиц.

Из-за этих злобных сучек она и так прошла все круги ада. Что бы они сказали, что бы они сделали, если было бы доказано, что они с самого начала были правы по поводу невиновности Дэниэла?

А они были правы.

Чарли указала не на того.

— Почему чеки выписывал мой отец? — спросила Сэм.

— Это было одно из требований Расти, — ответил Мейсон. — Он хотел, чтобы Зак знал, что он знает. Что кто-то еще сможет нарушить договор и отрезать Дэнни от денег, если Зак не будет держать язык за зубами.

— Это сделало его мишенью, — сказала Чарли. — Кулпеппер мог заказать его убийство.

Мейсон опять покачал головой.

— Если он хотел, чтобы сыну продолжали поступать чеки, то нет.

— Думаешь, он правда заботился о сыне? — изумилась Сэм. — Кулпеппер донимал нашего отца, ты знаешь об этом? Каждый месяц он присылал Расти письмо со словами «Ты мне должен». Просто чтобы ткнуть его носом. Напомнить Расти, что он может разрушить нашу жизнь, украсть наше спокойствие и чувство защищенности в любой момент.

Мейсон промолчал.

Сэм требовательно продолжила:

— Ты понимаешь, сколько мучений ты принес нашему отцу? Ему приходилось врать нам. Скрывать правду. Такое притворство было совершенно не в его духе. Он и так пережил то, что его жену убили, дочь чуть не умерла, Чарли… — Она покачала головой. — У Расти и так было слабое сердце. Ты знал об этом? Ты понимаешь, что его здоровье рушилось от твоего вранья, твоей вины, твоей трусости? Может, поэтому он так много пил — чтобы утопить в алкоголе чувство собственного соучастия в преступлении. Соучастия, в которое ты его втравил. Ему приходилось жить с этим каждый день, каждый месяц, когда он выписывал этот чек, каждый раз, как он звонил мне…

Сэм наконец не выдержала. Сняла очки. Прижала пальцы к векам. Произнесла:

— Из-за тебя все эти годы ему приходилось защищать нас.

Мейсон опустил голову между коленей. Может, он опять плакал, но Чарли было все равно.

— Зачем ты пришел? — спросил Бен. — Хочешь отговорить их сдавать тебя в полицию?

— Я пришел признаться. Сказать, что я сожалею. Что с тех пор каждый день я старался загладить свою вину. У меня есть награды. — Он поднял глаза на Сэм. — У меня боевые медали, «Пурпурное сердце» и…

— Мне все равно, — отрезала Сэм. — У тебя было двадцать восемь лет, чтобы заявить о своей виновности. Ты мог зайти в любой полицейский участок, признаться и понести наказание, но ты боялся, что тебе дадут пожизненное или приговорят к смертной казни, как Захарию Кулпеппера.

Мейсон не ответил, но было очевидно, что все так и есть.

— Ты знал, что мы никогда никому не говорили, что на самом деле случилось в лесу. Этим ты и склонил папу на свою сторону, да? — спросила Чарли. — Ты шантажировал его. Мой секрет в обмен на твой.

Мейсон вытер кровь со рта. И опять ничего не сказал.

— Ты сидел здесь, на этой кухне, где была убита моя мать, и говорил моему отцу, что будешь использовать деньги своей семьи, чтобы защититься от обвинения в убийстве, и что тебе неважно, кому это повредит и что2 выяснится на суде. Меня заставили бы давать показания. Сэм притащили бы обратно сюда. Ты знал, что папа не допустит этого.

— Что вы будете делать? — только и спросил Мейсон.

— Вопрос в том, что будешь делать ты, — ответила Сэм. — У тебя есть ровно двадцать минут, чтобы доехать до полицейского участка и признаться под запись, без адвоката, в том, что ты обманул полицию и забрал пистолет Келли Уилсон с места двойного убийства, иначе, видит бог, я возьму твое письменное признание о покушении на убийство и сговоре с целью совершения убийства и положу прямо на стол начальнику полиции. В этом городе ничего не забывается, Мейсон. Сколько ни оправдывайся, что это была случайность, что ты просто стоял рядом, это все равно квалифицируется как тяжкое убийство. Если ты не сделаешь точно как я сказала прямо сейчас, ты окажешься в камере рядом с Захарией Кулпеппером, где ты и должен был сидеть все эти двадцать восемь лет.

Мейсон вытер руки о штаны. Потянулся к своему разбитому телефону.

Бен отбросил его ногой. Открыл заднюю дверь.

— Убирайся.