Хорошая дочь

— Я знаю, что Расти больше нет, — сказала Юдифь, — и что смерть родителя заставляет многое обдумывать, но ты не должна злиться на своего отца за то, что он попросил тебя сохранить это в тайне. Он сделал это из самых лучших побуждений.

Чарли кивнула, потому что знала, что это правда.

Засвистел чайник. Юдифь встала. Выключила плиту. Подошла к большому шкафу, который Чарли помнила с того раза. Высокий, почти до потолка. Наверху, за планкой, мистер Хеллер хранил свою винтовку. Белую древесину с тех пор окрасили в темно-синий. Юдифь открыла дверцы. Снизу полок на крючках висели разноцветные кружки. Юдифь выбрала две кружки с разных сторон вешалки. Закрыла дверцы и вернулась к плите.

— У меня есть мятный и ромашковый.

— Мне любой. — Чарли посмотрела на закрытые дверцы шкафа. Под верхней планкой краской была от руки написана какая-то фраза. Светло-голубым, но недостаточно контрастно, чтобы слова ярко выделялись. Она прочла вслух: — «Бездетной женщине дает воссесть в кругу семьи счастливой матерью».

Юдифь застыла у плиты.

— Это из Псалтири: Глава сто двенадцатая, Стих девятый. Но это не классический перевод. — Она разлила по кружкам кипяток.

— А какая классическая версия? — спросила Чарли.

— «Неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях. Аллилуия!»[28] — Она достала из ящичка две ложки. — Но я не неплодная, поэтому мне нравится другая версия.

Чарли покрылась холодным потом.

— Я думаю, в каком-то смысле вы мать своим детям в школе.

— Ты абсолютно права. — Юдифь села, передавая Чарли одну из кружек. — Мы с Дугласом провели полжизни, заботясь о чужих детях. Не то чтобы мы это не ценили, но когда мы дома, мы особенно ценим тишину.

Чарли повернула кружку ручкой к себе, но поднимать ее не стала.

— Я неплодна, — произнесла она, и это слово застряло у нее в горле.

— Мне так жаль. — Юдифь встала из-за стола. Взяла из холодильника пакет молока. — Сахар?

Чарли покачала головой. Чай она пить не собиралась.

— Вы никогда не хотели детей?

— Я люблю чужих детей.

— Я слышала, что вы помогали Келли подготовиться к какому-то экзамену.

Юдифь поставила молоко на стол. Снова села.

— Для вас, наверное, это стало предательством, — сказала Чарли. — То, что она сделала.

Юдифь смотрела на пар, поднимающийся от чая.

— И она знала мистера Пинкмана, — добавила Чарли.

Не потому, что им об этом сообщил Мейсон Гекльби, а потому, что Сэм показала Чарли свой блокнот, куда она записала со слов Келли Уилсон: «Я слышала, что он не плохой человек, но меня никогда к директору не вызывали».

Келли смогла уйти от ответа на вопрос Сэм. Она не сказала, что она не знает Дугласа Пинкмана. Она сказала, что он не был известен как плохой человек.

Чарли продолжила:

— Я смотрела видеозапись со школьной камеры видеонаблюдения.

Юдифь резко подняла глаза на Чарли и снова опустила их.

— В новостях показывали реконструкцию событий.

— Нет, я видела настоящую запись с камеры над приемной.

Она подняла кружку. Подув на чай, сделала глоток.

— Кто-то когда-то сдвинул эту камеру. И ее обзор заканчивается примерно в двух футах от двери вашего класса.

— Правда?

— Как вы думаете, Келли знала о камере? — спросила Чарли. — Она понимала, что происходящее около вашей двери не попадает на запись?

— Она никогда об этом не упоминала. Ты спрашивала у полицейских?

Чарли спрашивала у Бена.

— Школьники знали, что дальний конец коридора не попадает на камеру, но никто не знал, где именно заканчивается зона видимости. А Келли, получается, знала. Она стояла буквально в миллиметрах от зоны обзора, когда начала стрелять. И это удивительно: как она могла узнать, где именно встать, если только не побывала в комнате с мониторами системы видеонаблюдения?

Юдифь с озадаченным видом покачала головой.

— Ведь вы-то бывали в той комнате? Или по крайней мере заглядывали внутрь?

Юдифь снова изобразила неведение.

— Мониторы стояли в кладовке прямо за кабинетом вашего мужа. Дверь туда была всегда открыта, так что любой, кто заходил к нему, мог их видеть. — Чарли добавила еще одну деталь: — Келли сказала, что ее никогда не вызывали к директору. Странным образом, она знала местонахождение слепой зоны, хотя никогда не видела мониторов.

Юдифь поставила кружку. Положила ладони на стол.

— «Не лгите и не обманывайте друг друга» — это ведь библейский стих? — спросила Чарли.

Юдифь приоткрыла рот. Выдохнула, вдохнула и только потом заговорила.

— Это из Десяти заповедей. «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Но я думаю, ты имеешь в виду Притчи. — Она закрыла глаза. Зачитала по памяти: — «Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый, и руки, проливающие… — она сглотнула, — …проливающие кровь невинную. — Она снова сделала паузу и закончила: — Сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями»[29].

— Внушительный список.

Юдифь посмотрела на свои руки, все еще прижатые к столу. Коротко остриженные ногти. Длинные тонкие пальцы. Они отбрасывали узкую тень на полированный ореховый стол.