Хорошая я. Плохая я

Возвращаюсь домой, вижу пальто Майка на перилах лестницы в холле. Значит, он вернулся с работы раньше времени. Забираю айпод из своей комнаты – не хочу сидеть одна – и устраиваюсь в нише рядом с его кабинетом. Мне нравится это место, потому что здесь хранятся книги, которые не влезли в кабинет, и, как я уже убедилась, хорошо слышны его телефонные разговоры. Книги тут самые разные, но почти все начинаются с «психо». Психоанализ. Психотерапия. Психология. И моя любимица в красной твердой обложке, книга про психопатов. Журналисты назвали тебя психопаткой. Книга большая и толстая, в ней много глав. Кто бы мог подумать, что про тебя так много написано.

Больше всего меня интересует глава про детей психопатов. Про растерянность, которую испытывает ребенок, когда насилие сочетается с нежностью. Когда его отталкивают и притягивают. Про повышенную тревожность, которая возникает, когда ребенок не знает, чего ему ожидать, но постоянно чего-то ожидает. Мне хорошо знакомы эти чувства, я с ними жила изо дня в день, годами, рядом с тобой. Однажды у нас отключилось электричество из- за грозы. В доме было страшнее, чем на улице. Ты взяла фонарик и приказала мне спуститься в подвал, включить выбитую пробку на предохранителе. Я ответила, что боюсь, я не хотела в подвал, я же знала, что там не только коробки и старая мебель. Ты взяла фонарь, сказала, что тоже пойдешь со мной, – обманула, конечно. Втолкнула меня и задвинула щеколду. Я колотила в дверь, кричала, считала в обратном порядке от ста, если не больше, потом потеряла сознание и очнулась от того, что ты избивала меня. Я разочаровала тебя, так ты сказала, я проявила трусость и слабость, ты поклялась, что закалишь меня и научишь быть такой, как ты. Той ночью я мечтала о том, чтобы положить этому конец, покончить с твоими уроками, но я понимала, что даже мертвая ты будешь преследовать меня, твой призрак просочится сквозь любые стены и доберется до меня.

В кабинете у Майка звонит телефон, он отвечает сразу, как будто ждал этого звонка. Я приподымаю наушники, которые надеваю всегда, – на самом деле я вовсе не слушаю музыку, но эта уловка придает мне такой вид, как будто я погружена в себя. Ни на что не обращаю внимания. Вообще-то Майк мне доверяет, у него нет причин меня подозревать.

Пока нет.

Пауза, потом: «Здравствуйте, Джун. Нет, не отвлекаете, я очень рад отвлечься от своей писанины.

Знаю, и не говорите. Она ведет себя прекрасно, учится хорошо, много занимается. Вот бы Фиби брала с нее пример!»

Смеется.

Какое-то время он молчит, слушает, что говорит Джун, потом произносит: «Боже мой, бедная девочка, чего она только не натерпелась. У меня в голове не укладывается».

Маленький взрыв у меня в груди.

Майк снова замолкает, слушает, потом отвечает: «Да, конечно. Я скажу ей, как подвигается следствие, но умолчу про рассказ матери. Спасибо, Джун. Я очень ценю все, что вы делаете. Да, согласен с вами, случай совершенно особый».

Все. Разговор окончен.

Я прижимаю наушники к ушам, засовываю красную книгу под подушку как раз за секунду до того, как Майк выходит из кабинета. Притворяюсь, что не вижу его, барабаню пальцами в такт воображаемой музыке. Он машет рукой передо мной, я улыбаюсь, нажимаю «паузу» на айподе, снимаю наушники.

– Привет, как прошел день? – спрашивает он.

– Хорошо, спасибо.

– Что ты читаешь?

Толстую красную книжку про маму. И про себя.

Протягиваю ему «Повелителя мух», вторую книгу, которую читаю.

– Это по программе. Мисс Мехмет считает, что мы должны прочитывать как минимум одно классическое произведение в месяц. Ну, и еще по этой книге мы ставим спектакль в этом семестре.

– Тебе дали роль?

– Я пропустила читку пьесы, но мисс Мехмет попросила меня подключиться. Я буду помогать с постановкой, рисовать декорации и тому подобное.

– Замечательно. А у Фиби есть роль?

Конечно, а как же иначе? Она ведь звезда одиннадцатого класса, неужели ты не в курсе?

– Она будет рассказчиком, очень много слов, всё надо выучить.

– Ей полезно заняться делом. Тебе нравится? – Он кивает в сторону книги.

– Да, очень.

– А что именно нравится?

– С ними нет взрослых.

– Покорно благодарю, – смеется он.

– Нет, не в этом смысле.

– Тогда в каком? Что тебе нравится в ситуации, когда у детей нет родителей?

– У них есть родители, просто они далеко.

– Хорошее уточнение. Но там есть несколько тяжелых сцен, ты не находишь?

– Смерть Хрюши[8], например, – киваю я.

– А мальчик по имени Саймон, он ведь тоже погибает?

Он обратил внимание на то, что я не упомянула про Саймона, и теперь как психолог хочет разобраться, почему.

– Разве убийство Саймона не ужасно, по-твоему?

Я молчу довольно долго, чтобы казалось, будто обдумываю его слова, и отвечаю:

– Да.

На самом деле я хочу сказать ему другое. Правду. Я не вижу ничего ужасного в том, что люди или дети мучают и убивают друг друга.

Я считаю это нормальным. Все как дома.