Когда снимали крупный план Чарлза во время последней сцены, Марго сделала то, что не позволялось делать никому на съемках «Кедра», если Бесс сперва не давала разрешения. Она сымпровизировала. Посмотрела на Чарльза с больничной койки и сказала:
– Помнишь тот первый вечер? Вечер возле бара? Когда ты мне впервые сказал, что любишь меня?
Это сработало. Чарльз этого не ожидал, совсем, но он был профи.
– Помню, – сказал он. – Никогда не забуду. Текилу, Марвина Гея, велевшего нам «двигаться», тот темно-синий плащ, который я расстегнул на парковке.
Тут он заплакал и прижал ее ладонь к лицу. И она заплакала. И это было прекрасно. Они сделали три дубля, Бесс выкрикнула: «Стоп!» – и для Марго все закончилось.
Она слезла с больничной койки под аплодисменты всей студии. Несколько рабочих сцены бросились снимать наклеенные на нее провода и трубочки. Марго накинула поверх больничной сорочки большой махровый халат. Бесс обняла ее, взяла за руку и повела в центр павильона, где ждали все те, с кем она была знакома дольше, чем предполагалось изначально, – они стояли вдоль стен фальшивого отделения интенсивной терапии, на лестнице фальшивого вестибюля клиники, толпились за декорациями, среди камер и столов технических служб.
– Дамы и господа, – у Бесс был громкоговоритель (как будто он был ей нужен), – линия Кэтрин Ньюэлл в сериале завершена. Прошу внимания – Марго Летта.
Бесс подняла руку Марго, словно та только что выиграла серьезный бой.
– Марго Летта!
Марго случалось бывать по другую сторону на прощальных церемониях. Вежливо стоять в ледяной студии, ждать большого прощания, недоумевать, почему она должна тратить на это свое время. Но теперь пришел ее черед, и все неожиданно оказалось очень эмоционально, очень мило. Она огляделась по сторонам, все аплодировали – Гвинет плакала, Чарльз свистел, все медсестры приемного покоя приветственно кричали, Келси сияла (она знала, что теперь пойдет в гору), техническая команда вышла вперед и почтительно кланялась Марго (она всегда хорошо обращалась с техниками), помреж выкатывал столик с огромным тортом, на котором красовалась фотография Марго в ненавистной лиловой больничной униформе.
Донна, агент Марго, стояла сбоку, рядом с Дэвидом, а возле них было пустое место – немой упрек Марго. Если бы все это происходило месяц назад, Джулиан и Флора тоже были бы здесь; они бы ни за что не пропустили эту церемонию. Когда Марго шла сквозь толпу к торту, на котором вопреки всякой логике горели свечи, кто-то в глубине гулкого павильона открыл одну из массивных грузовых дверей. Смешно, но эти двери на площадке не открывали при ней уже давным-давно. Марго всегда спешила к себе в трейлер, когда кончался ее съемочный день. Калифорнийское солнце, как всегда, ярко светило за стенами студии, и, когда рабочие откатили в стороны тяжелые деревянные двери, лезвие света рассекло затхлую темноту мира «Кедра», прежнего мира Марго, и озарило перед ней путь, которого она прежде не замечала. Новый выход.
Глава двадцатая
Флора не была в Верхнем Вест-Сайде с тех пор, как они уехали из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Она не узнавала ни единого магазина или ресторана на Коламбус-авеню. Исчез индийский ресторан, где она ужинала во время одного из разрывов с Джулианом, а ее кавалер весь вечер поглядывал на себя в зеркало на стене за спиной Флоры. Больше не было