Хорошая жена (ЛП)

Недавно покрытые лаком перила слегка липли к пальцам, а, когда я поднялась наверх, новенький ковер скользнул под моими ногами. Первое, что я сделала в нашей спальне — распахнула окно и позволила свежему воздуху разбавить насыщенную запахом краски духоту.

Мое тело болело, а мой мозг был вялым, пористым и бесцветным, как перестоявшее тесто. Кроме тех минут, когда я смотрела на Хлою, я чувствовала холод и безразличие к окружающей жизни.

Где-то внизу заплакал ребенок. Во мне вспыхнула обида: я потеряла привилегию побыть в одиночестве.

Манночи поднялся ко мне.

— Хлоя плачет.

Я не двигалась.

— Я слышу.

Он попробовал снова.

— Кажется, она проголодалась.

Я знала, что должна закрыть окно и спуститься вниз. Но я не хотела отводить взгляда от облаков и ветвей бука, безжалостно вонзающихся в небо.

Манночи коснулся моей руки. Заботливый мягкий жест.

— Фанни, ты была у врача в последнее время?

Слезы стекали к уголкам моего рта. Я все потеряла. Мой дом на дереве и моя свобода были где-то далеко, в другой стране. Будут идти годы, я буду стареть, и никогда туда больше не попаду.

Слезы испугали меня: я боялась, что я не в состоянии справиться с простейшими делами, не говоря уже о блестящем управлении домом и воспитании ребенка.

Я ощутила соль на языке.

— Зачем мне врач?

— Фанни! — в дверях появился Уилл с кричащей Хлоей на руках.

Я неохотно повернулась.

— Дай ее мне.

Он сунул малышку мне в руки и посмотрел встревоженно.

— Ты в порядке?

— Да, — сказала я.

Мужчины спустились вниз, и, пока они выгружали багаж, я сидела на кровати с Хлоей и кормила ее. Со смесью восторга, гнева и умиления я смотрела на маленькие круглый рот, на голубые вены почти прозрачных век.

— Ты жадная кокетка, — сообщила я ей.

Хлоя не обратила на мои слова внимания. Когда она наелась, ее голова откинулась, и она заснула. Постепенно гудящая буря чувств во мне утихла.

Уилл подошел с чашкой чая и с любовью смотрел на нас. Его присутствие было успокаивающим, и я вдруг почувствовала себя счастливой и умиротворенной.

— Давай посидим немножко здесь, — сказал он и прижал меня к плечу, а потом положил Хлою к себе на колени. — Нам некуда спешить. Я так люблю вас обеих, девочки, — добавил он.

* * *

— Хорошо, готово, — крикнул фотограф от Ставингтон-пост. Камера вспыхнула. — Еще, — приказал он. Я попыталась укрыть за Уиллом свой все еще громоздкий живот. — Улыбнитесь и посмотрите налево.

Получилось не так плохо, как я опасалась. Оказаться центре внимания было довольно весело и, возможно, в другое время мне это бы понравилось.

— Можем ли мы сфотографировать вас с ребенком?

Единственное в чем мы с Уиллом были абсолютно единодушны, так это в желании уберечь Хлою от интереса публики и фотографов. Тем не менее, на пресс-конференцию в мэрии мы прибыли с нашей месячной дочкой. Это считалось чрезвычайной ситуацией.

Старший депутат заболел и Уилла насильно завербовали на телевидение для дискуссии о транспорте. В запале он произнес фразу, которая звучала так, словно он разделяет противоположную партийной политике точку зрения, что могло для него обернуться черной меткой.

После программы он поздно вечером добрался до Ставингтона совсем больным. Я массировала ему лоб, растирала виски и сделала чай.

— Со мной так случается иногда, когда дела идут плохо. Глупо, правда?

Его признание глубоко тронуло меня, и я просидела с ним несколько часов, разрабатывая план ограничения ущерба.

Утренние газеты сообщили о программе и особо упомянули Уилла. «Легко и доходчиво», написал один авторитетный критик. «Выступление Прекрасного Принца», заявило еще одно (дешевое) издание. Манночи позвонил по телефону, и они пришли к согласию о необходимости целенаправленной местной публичности для укрепления позиций в своем округе.

Один из репортеров спросил:

— Как вы относитесь к тому, что вас считают самой блестящей парой в Парламенте?

Девушка в кожаных брюках подняла палец.

— Вы самостоятельно кормите ребенка, миссис Сэвидж?

Вмешался Манночи:

— Сегодня мы обсуждаем только политику.

Девушка поморщилась. Политику? Вернитесь в реальность!

Естественный и улыбающийся, Уилл позволил фотографам снимать его сколько душе угодно и ответил на все вопросы. Но я заметила в его глазах выражение, которое не означало ни покорности, ни терпения. Это был очень личный взгляд, который могла понять только я — указание на нашу тайную чувственную близость — и это заставило меня затрепетать.

Манночи устроил еще одно интервью, и я вошла с маленькой Хлоей, которая вела себя прекрасно, в небольшой офис, где меня ждала девушка в кожаных брюках по имени Люси.

Она положила между нами магнитофон.

— Как вы видите роль современной жены политика?

— Я только вхожу в эту роль, — ответила я. Мое возбуждение исчезло во внезапной тишине, кости почти истаяли от усталости, а картины моих бессонных ночей встали перед глазами.

— Значит, не традиционной помощницей?

— Не все мужья стремятся использовать жен ради собственной карьеры.

— Могли бы вы голосовать иначе, чем ваш муж?

— Если бы я чувствовала свою правоту.

Она посмотрела с особым сочувствием.