Хозяин – потный противный коротышка. Черные джинсы, черные кроссовки, белая рубашка и жуткий галстук с изображением мультяшного Скуби-Ду. Всегда в одном и том же. Летти подошла и увидела, что в правой руке он держит туалетный проволочный ершик.
– Доброе утро, Ллойд.
– Загляни в сортир. Все загажено. Ты вчера должна была все вычистить.
– Ллойд, да у меня минутки свободной…
Он сунул ершик ей в руку.
– Где улыбочка?
– Внутри я вся свечусь.
Летти яростно отскребала «бороду» из засохшего дерьма, что приросла к унитазу.
Сквозь бетонные стены из игрального автомата доносилась какая-то невнятная мелодия, но в ее голове образовался собственный припевчик:
Когда унитаз засиял девственной чистотой, Летти глянула в маленькое оконце над раковиной. Оно выходило на Океанский бульвар. Курортные коттеджи и многоквартирные дома – все развернуты на восток, в сторону моря.
Оконце было зарешечено – что ж, подумалось Летти, вполне символично. Из тюрьмы она вышла вот уже десять месяцев назад, не принимала никакой дряни целых полгода, но ощущения свободы не было.
Ей тридцать шесть, и вот ее достижения: до седьмого пота чистит сортир в забегаловке.
Да, в тюрьме хорошего мало, но от стен камеры и тюремного двора никогда не исходила такая безнадежность, как от зарешеченного оконца в этом крошечном туалете. В тюрьме ты всегда чего-то ждешь. Там тебя манит свобода, надежда на то, что жизнь пойдет по-другому…
Ей вдруг позарез захотелось принять дозу.
Надо как-то отвлечься. Вот вернется она в свою социальную гостиницу на той стороне пролива – и чем займется? Можно принять душ, можно выйти побегать. Сделать что-то, чтобы разделаться с этими смертоносными мыслями. Здесь, на работе, она обслуживает клиентов – о другом думать некогда. Ее психотерапевт, Кристиан, говорит ей: мыслям о наркотиках надо поставить заслон. Остановиться, взять паузу и понять, где она ошибается.
Глаза ее наполнились слезами.
В дверь постучали.
– Минутку!
Летти вытерла глаза. Разгладила свое сине-белое платьишко. Взяла себя в руки.
Подхватив туалетные причиндалы, открыла дверь.
В нише, через которую люди попадали в мужской и женский туалеты, стоял фермер в бейсболке.
– Милости прошу, – сказала она.
Он загородил ей дорогу.
– Летиция, верно?
– Верно.
– От чаевых не откажешься? Зайдем туда ненадолго?
Летти прижалась к его щуплому каркасу, от которого исходил дурной запах. Опустила руку, ухватила его за мошонку и притянула к себе.
– Вот так-то лучше, – пробормотал он.
До его губ было сантиметра два, и Летти улыбнулась. Отпустила его мужское достоинство и саданула ему коленом по яйцам, а правая рука в ту же секунду скользнула внутрь его жилета; пальцы нырнули в карман. Она выдернула бумажник, а фермер как подкошенный рухнул на пол. Она бы пнула его еще раз, но тут в конце коридора, ведшего в забегаловку, с искаженным от ярости лицом появился Ллойд.
– Ах ты, подколотая сучка… Нечего мне было уголовницу на работу брать.
– Да он на меня…
– Мне плевать. Ты уволена. Проваливай.
Летти сорвала с себя передник и бросила его на пол, рядом с фермером – тот эмбрионом лежал в углу и постанывал.
Она села в автобус до Чарльстона. Устроилась на заднем сиденье и раскрыла бумажник фермера. Оказалось, что он не Дейл, не Дэн и даже не Дейв. Его звали Дональд, и для крохобора он оказался упакован совсем неплохо: четыреста двадцать долларов наличными плюс три кредитки.
Летти выудила из кармана свой модифицированный «Айфон» с опцией для считывания карт и начала сканировать дональдовы «Визу», «Мастеркард» и «Амекс» и перебрасывать на свои «левые» счета суммы до ста долларов.
Летти завела руки за голову, сплела пальцы. Этот диван ей нравился. Кожа всегда теплая. Послеполуденный пейзаж за открытым окном в тыльной стене радовал глаз, два оттенка голубого – небо и океан – сливались воедино. Проникавший в комнату воздух нес в себе острые запахи соли, крема от загара и чуть прелых водорослей.
– Уволили? – спросил Кристиан. Он сидел за своим столом в трех шагах от нее.
– Сегодня утром. Вечером уезжаю. Комнату-социалку я уже очистила. Скучать по этой крысиной норе сильно не буду.
– Кажется, мы договорились, что неплохо продержаться на этой работе хотя бы до Рождества…
– Нет, я сыта этой лавочкой по горло.
– Куда поедете?
– В Орегон.
– Повидать сына?
– Да, план такой.