Хорошее соседство

– Она ни при чем. Мы утверждаем, что Брэд и фирма-застройщик приняли неправильное решение.

– А они в курсе? Я имею в виду, Уитманы? – Ксавьер заволновался.

– Пока нет. Первый шаг – повестка, она придет им заказным письмом после того, как мой юрист решит все бумажные вопросы – думаю, через пару недель. Ты знаешь, что значит судебное уведомление? Вот это оно. Иногда его присылает лично судья, но здесь не тот случай.

Ксавьер остановился.

– Не понимаю, почему все зашло настолько далеко.

Вэлери изумленно посмотрела на сына.

– Ты серьезно? Ты что, не знаешь меня вот уже восемнадцать лет и семь недель? Ты в пять лет не торчал на моих лекциях, чтобы не ходить в детский сад? Мы должны бороться за правду, иначе ничего никогда не изменится.

– Ты говорила, что хочешь стать хорошей соседкой.

– Здесь нет ничего личного.

Ксавьер ухмыльнулся.

– Думаешь, Брэд Уитман не сочтет это личным оскорблением?

– Не понимаю, почему ты так волнуешься – тебя даже не будет здесь, когда мы станем улаживать вопрос. Это может занять месяцев шесть, а то и больше.

– Улаживать вопрос? – теперь он не на шутку встревожился. – Мама, это судебный процесс. Если бы ты хотела уладить вопрос, ты просто пошла бы и поговорила с ним.

– Да что ты говоришь? Попросила бы заплатить сто тысяч долларов и больше так не делать? И еще связаться с застройщиком и попросить заплатить еще четыреста?

– Что? Пятьсот тысяч долларов? Такую сумму ты хочешь получить?

– Ну да, – согласилась она, – звучит сурово. Но мой адвокат все рассчитал, и, когда объяснил свою логику, я согласилась. Или тебе напомнить, что колледж, который ты выбрал, стоит семьдесят тысяч долларов в год?

– Подожди-ка… ты сама убедила меня выбрать колледж мечты, а теперь обвиняешь?

– Я не это имела в виду.

– И к тому же моя стипендия…

– Покрывает половину расходов, я знаю. Но если что-то пойдет не так или им не понравится твой аттестат…

– Понравится.

– Надеюсь. Но всякое бывает. Может быть, выпадет очень трудный семестр, и… Я лишь хочу сказать, что не согласилась бы на это только из-за денег, но деньги могут радикально изменить следующие четыре года твоей жизни. Только подумай, насколько больше времени ты сможешь уделить музыке, если тебе не придется совмещать учебу с работой. Ты гарантированно получишь диплом, и никто из нас не влезет в долги. Можешь даже пойти в магистратуру.

Ксавьер молчал, и вид у него был печальный. Вэлери не могла не заметить – он о чем-то напряженно думает.

– В чем дело? – спросила она. – Что тебя так расстроило?

– Так, ничего, – он продолжил путь, и она тоже. – Все хорошо. Может, так даже лучше, если Уитманы станут нашими врагами.

– Врагами? Не драматизируй. Не станем мы никакими врагами. Когда Брэд Уитман поймет, какой вред причинила его выходка…

– То что? Позовет тебя на барбекю? Скажет – да, мой косяк, вот тебе чек, и давай забудем о плохом? – Ксавьер передразнил Брэда.

– Нет, но когда все всплывет…

– То есть ты им не скажешь?

– Так дела не делаются, – сказала Вэлери. Честно говоря, она просто не хотела открыто поговорить с Брэдом, не сомневаясь, что он очарует ее и убедит изменить решение, чего ей не хотелось. И к тому же она боялась оскорбить Джулию, пытаясь все объяснить. Пусть лучше, решила она, ситуация все скажет сама за себя. – Так вот, когда все всплывет, уверена, и он, и я будем вести себя как цивилизованные люди, и этого достаточно. У меня большой опыт общения с людьми, которые чувствуют только презрение ко мне, к моим решениям, к волнующим меня проблемам. Неважно, как ко мне начнет относиться Брэд Уитман. Важно, что я поступлю правильно.

– Я думал, вы с Джулией подружитесь.

– У меня хватает подруг, – сухо ответила Вэлери.

Они дошли до машины, молча загрузили рассаду. Молча поехали домой. Ксавьер сразу же закрылся в своей комнате, и Вэлери услышала, как он играет на гитаре, судя по звуку, «Хосе Марин Пласуэло», которую он сам купил за шесть тысяч долларов. Он играл произведение, над которым работал уже долгое время, «Астурия», испанскую мелодию восемнадцатого века, сложную и проникновенную, наполненную меланхолией и вместе с тем страстью. Очень подходившую под этот период жизни Ксавьера, подумала Вэлери. И очень подходившую его характеру. Слушая, она чувствовала гордость за сына, и страх, и грусть.

Через несколько недель он вырвется из-под ее крыла, отправится в большой мир. Когда он успел стать таким высоким, таким взрослым, таким далеким от мальчика, которого она могла усадить на колени, обнять и сказать, что все будет хорошо? В такие минуты она и сама в это верила. Но что хорошего, если она целые дни не будет ни видеть его, ни слышать?

О, проклятие материнства!

Позднее, когда Ксавьер собирался на вечеринку к своему приятелю Марко, Вэлери наконец поняла.

– Помнишь, мы говорили… – сказала она. – Что ты имел в виду, когда сказал, что лучше, если Уитманы станут нашими врагами? Почему так лучше?

– Да так, ерунда.

Она уперла руки в бока.

– Попробуй-ка еще раз.