– Нельзя принимать их так часто.
– Ну, две – не смертельная доза.
– Думаю, нет, – Вэлери дала ему еще.
Пересадочного рейса он ждал, закрыв глаза, прижавшись головой к спинке кресла. Вэлери гуляла с Ксавьером неподалеку. Она думала о предстоящей работе: экзаменах, которые нужно было принимать и оценивать, работах, которые нужно было читать и оценивать, оценках, о которых надо было отчитываться. Она думала о Ксавьере и о его питании, о Ксавьере и его начинавшемся насморке, о Ксавьере и обо всем, что лежало в их чемоданах. Она думала о том, какой засранец Брукс, и о том, как ей теперь реагировать на приглашения миссис Холт в гости. В общем, она почти не думала о Томе, которому было немного нехорошо, но в целом он не подавал поводов для беспокойства.
Посреди полета он сказал:
– У меня, наверное, сотрясение. Ты помнишь симптомы?
– Голова болит? – она судорожно пыталась вспомнить все, что об этом слышала. – Мысли разбегаются? В глазах мутится?
– Да, вижу все довольно мутно.
– Повернись, – велела Вэлери, – дай посмотреть тебе в глаза.
Он повернулся, она перегнулась через Ксавьера, вгляделась в лицо мужа.
– Хм. Твой зрачок – правый – расширен. Только правый.
Том закрыл рукой левый глаз.
– Ага. В правом и мутится. Вот блин. Завтра с утра схожу проверюсь.
– Думаешь, стоит ждать до утра?
– Я же не собираюсь торчать всю ночь в приемном отделении со всякими придурками, которых угораздило разболеться в праздники, а не в рабочие дни, как все нормальные люди. От них еще и воняет.
– Ну, пахнешь ты и сам не лучше, – занервничав, Вэлери пыталась шутить. – Так что…
– Ладно, посмотрим, как пойдет, – сказал Том. – Хоть бы голова прошла и нормально заработала.
– Если верить Бруксу, это никак невозможно, – Вэлери улыбнулась, крепко сжала его руку. Том улыбнулся в ответ и снова закрыл глаза.
Наверное, вы уже поняли, к чему шло дело. Но нет, Том не умер в полете. Не умер дома или в приемном покое. На следующее утро он сходил к врачу, тот диагностировал сотрясение, прописал обезболивающие и велел побольше отдыхать. Но голова никак не реагировала на таблетки, боль становилась все сильнее, и когда Вэлери предложила Тому вызвать «скорую», он не стал возражать. Более того: он сам велел ей набрать 911.
Но в короткий период между тем, когда парамедики увезли Тома в больницу и тем, когда Вэлери, попросив Эллен присмотреть за Ксавьером, приехала к мужу, он потерял сознание.
Анализы, сканирование, экстренная, нетипичная, но не выходящая из ряда вон, операция по удалению эпидуральной гематомы, вызванной мозговым кровотечением… и, когда солнце поднималось над деревьями, окружавшими парковку у больницы, и сияло сквозь матовое стекло, слова: «Это все, что мы могли сделать, миссис Холт. Отправляйтесь домой, отдохните немного».
А потом – долгий день, полный ожидания результатов и разговоров с родственниками, краткое посещение палаты, где этот замечательный человек, чудесный отец, идеальный муж лежал в кровати, окруженный трубками и мониторами, и сознание его витало в далеком мире, куда Вэлери не могла добраться. «Когда он придет в себя?» – спрашивала она врачей, и медсестер тоже – они могли знать не меньше, чем врачи, или даже больше. Но все отвечали одно и то же: «Травмы мозга непредсказуемы. Нам остается только ждать».
Следующим утром, в одиннадцать сорок пять, когда Вэлери нервно мерила шагами дом, а Ксавьер в своей кроватке наслаждался счастливым сном неведения, зазвонил телефон.
Том ушел. Ушел глупо, нелепо. Ушел навсегда.
Глава 24
Мы вынуждены признать, что большую часть ДНК Джулия унаследовала от отца, который ушел к двоюродной сестре Лотти, когда Джулии исполнилось четырнадцать. Потому что ее мать, Лотти Корбетт, никогда не выглядела симпатичной, а в старости стала настолько уродливой, насколько вообще может быть человек, неважно, мужского или женского пола. Те из нас, кто смотрел «Властелина колец», сравнивали ее с Горлумом. Низкорослая, почти лысая, она пугала нас выпученными глазами, торчащими ушами и желтыми остатками зубов. По крайней мере, в отличие от Горлума она ходила одетой, и на том спасибо.
Симпатичная внешность Джулии не была ее заслугой; так и уродливость Лотти не была ее виной. Просто плохое стечение обстоятельств, плохое сочетание генов. Несколько событий, изуродовавших ее еще больше, тоже не были ее виной: да, она не пользовалась солнцезащитным кремом, все детство работая на табачных плантациях, поэтому ее кожа покрылась пятнами и морщинами. Да, у нее не было денег, чтобы хорошо питаться, и времени, чтобы заниматься спортом, поэтому ее тело стало неровной глыбой хлипких комков.
Ее виной – во всяком случае, она могла этого избежать – была болезнь легких. Она выкуривала по две пачки в день лет с четырнадцати-пятнадцати, примерно в то же время, как начала работать в баре подпольной винной лавки, которой владел ее будущий свекор. Ей казалось, что с сигаретой она выглядит взрослее. Во всяком случае, она взрослее себя чувствовала. К тому же все вокруг курили; табак растили и сушили прямо через дорогу, ради всего святого!