Хорошее соседство

Вдалеке грохотал гром. В детстве, года в три, Ксавьер считал, что гром ворчит – воображение рисовало великана по имени Гром, который топочет где-то в лесу. Великану Грому не нравилось, что небо затянули тучи, что вот-вот начнется или уже начался дождь; он любил играть на улице.

Пятеро маленьких латиноамериканцев гоняли и пинали футбольный мяч, а их матери сидели рядом на одеяле. Из портативного магнитофона играла музыка. Вокруг одеяла были расставлены пластиковые контейнеры с едой. Ксавьер с жадностью смотрел на них. Он был голоден. Джунипер предложила принести еду; она сказала, что в автокафе, которое каждый день приезжает в индустриальный парк, просто невероятные эмпанады[17], и она хочет, чтобы он их попробовал.

На другой стороне парка стояли два ряда тележек под балдахинами – ярмарка поп-арта была в разгаре. Ксавьер подумал, не пройтись ли там после свидания, может, купить что-нибудь для Джунипер. Если она, конечно, придет.

Два тридцать пять.

– Где она? – вслух спросил самого себя Ксавьер, и сам себе ответил: – Может, передумала?

Вряд ли. С чего бы?

Он продолжил разговор уже про себя.

Если она не пришла, твое предчувствие тебя подвело.

Может, это оттого, что я слишком люблю эмпанады, пошутил он, чтобы снизить ощущение тревоги. Она придет. Между нами химия.

Химия? Ты чего, бро? Так уже никто не говорит.

Ретро всегда в моде.

Химия. Она не знает времени, она решает все. Если она есть, это самое прекрасное, что может случиться. Если ее нет, ничего не выйдет.

Ну, еще сочинение об этом напиши, ботаник.

Сам такой.

* * *

Размышления Ксавьера о химии заслуживают отдельного рассмотрения (хотя, может, для сочинения и не годятся), особенно в отношении его самого и Джунипер.

Два человека внезапно чувствуют сильное притяжение друг к другу. Мы называем это притяжение химией, но какова его природа? Какова биология сексуального влечения, та же она, что и биология романтической любви, и как называлось то, что испытывали друг к другу наши герои? Может, находясь рядом, и даже острее – находясь в разлуке, они ощущали то и другое, а может, ничего подобного и не было, просто глупое детское увлечение?

Пожилым, как многим из нас, людям свойственно обесценивать чувства молодых, какими бы сильными ни были эти чувства. Они думают – это всего лишь гормональная буря. Мы помним, каково быть молодыми. Мы знаем, что такое желание и голод. Но вспомните, как желание дважды привело Ксавьера к интимной близости. И вспомните, какой была его реакция. Он не хотел продолжать общение с теми двумя девушками. Не хотел, чтобы они писали ему сообщения, чтобы вновь предлагали секс. Если бы кто-то из них оставил записку под дворником его машины, он не стал бы складывать ее в крошечный квадратик и прятать под циферблатом наручных часов, чтобы она касалась его кожи, и чувства, скрытые за ее словами, проникали в его тело, и он становился ближе к адресату.

Почему?

Химия. Вот ответ на вопрос. Мы считаем, что химия не равна половому влечению, хотя она естественным образом его порождает.

Мы согласимся с тем, что, когда двух людей тянет друг к другу, между ними возникают искры. Они не видны глазу, но мы именно так их воспринимаем. Так, может, химия любви сродни электричеству?

Электрохимический процесс – реакция, при которой электроны перемещаются между электродами в электролите. Это уже, по сути, физика, а, не считая бывшего жителя Оак Нолла Джека Мартиндейла, который устроился на работу в НАСА, никто из нас особенно не разбирается в науке. Мы только знаем, что некая сила, столь же реальная, как и те, которые могут быть обнаружены и измерены наукой, объединяет людей, даже когда они рационально понимают, что такое взаимодействие не в их очевидных интересах. Они беспомощны перед этой силой. Да, конечно, они могут ей сопротивляться, но не могут перестать чувствовать ее притяжение.

Достоевский сказал: «Что есть ад? Страдание о том, что нельзя уже более любить»[18]. Страдание о том, что нельзя, будучи отвергнутым, запретить себе это чувство. Те из нас, кому отказали в любви – настоящей любви, не мимолетной страсти, не воображаемому увлечению, которое в большинстве случаев безответно, – то есть побывавшие в аду, понимают, что Достоевский прав.

Шелест шин по гравию прервал размышления. Это была она, в своем блестящем белом «лендровере». Ксавьер вышел из машины и подошел к Джунипер, сияя улыбкой, пока не заметил выражения ее лица.

– Все хорошо? – спросил он, когда Джунипер открыла дверь машины и протянула ему тяжелый, божественно пахнущий бумажный пакет с едой.

– Со мной – да. А вот о Брэде этого не скажешь.

Ксавьер нахмурился.

– Что с ним? Надеюсь, не заболел и не попал в аварию?

Джунипер вышла из машины, закрыла за собой дверь.

– Ты знал, что твоя мама подала на него в суд?