Хорошее стало плохим (ЛП)

Я не понимаю. Его мужество и убежденность были половиной причины, по которой я начала называть его Львом в детстве. Я не знала никого настолько глупо храброго, настолько убежденного в своей миссии делать добро и исправлять ошибки.

Я поняла символику татуировки больше, чем кто-либо другой.

Дэннер смотрел на меня, его глаза, словно острие горячего ножа, впивались в мою кожу, но я не хотела смотреть в его сторону. Если бы я это сделала, все мои выстроенные стены рухнули бы, и все, что осталось бы, это я в моей самой низменной форме, слабая и нежная, и его.

— Вы когда-нибудь слышали о Трусливом Льве? — спросил Рэт.

Я расхохоталась, потрясенная тем, что большой плохой байкер знал Волшебника страны Оз, и была в восторге от того, что он использовал его, чтобы оскорбить Дэннера.

Даже глаза Дэннера заблестели в щелочках. — Заткнись, чувак. Ты просто чертовски обижен, что я надрал тебе задницу в бильярде на прошлой неделе и взял с тебя пятьдесят баксов.

Рэт стукнул ладонью по столу. — Я заводил тебя в заблуждение. Чувствуешь матч-реванш?

— Давай.

— Парная игра, — радостно воскликнула Лейкен, вставая и хватая нас с Дэннером за руки, чтобы она могла потащить нас к одному из трех бильярдных столов.

Все они были заняты, но один взгляд на массивность Рэта и рост Дэннера, одетых в байкерские куртки, заставил людей, которые были ближе всего к нам, разбежаться.

Я спрятала улыбку за бутылкой пива. Запугивание никогда не устареет.

— Как моя собака? — спросил Дэннер, обхватив меня рукой, чтобы схватить кий со стены, его твердый торс прижался к моей спине. — Хорошо заботится о нашей девочке?

— Как Лейкен? — тихо спросила я, — Заботиться о твоем члене?

Дэннер мгновение смотрел на меня, когда я обернулась, а затем рассмеялся. Мне нравился этот звук, низкий и гладкий, как жидкий мед, то, как его голова слегка опустилась, как будто он был смущен, удивлен собственным весельем, и морщины, которые прорезались на его лице, рядом с этими зелеными глазами, вокруг твердого рта и особенно вкусно врезались в его левую щеку, как ямочка. Я могла бы часами наблюдать, как он смеется, но тот факт, что он делал это так скупо, также делал это драгоценным, и я жаждала этого.

— Играем в игру жизни здесь, — сказал он мне, когда он притих, — Моя единственная цель — сделать Ванкувер более безопасным местом.

— Так почему бы не использовать для этого Лейкен? — рискнула я, стараясь говорить тише и не шевелить губами, чтобы Лейкен и Рэт не подслушали с другого конца стола, где они заказывали еще выпивку.

— Она племянница Жнеца, и она не самая умная, — пожал он плечами.

— Никогда бы не подумала, что ты такой безжалостный, — пробормотала я, собирая шары на грязном зеленом столе.

— Полиция считает, что Берсеркеры несут ответственность за одну треть всего оружия, незаконно захваченного в этом городе, и у нас самый высокий уровень преступности с применением оружия на душу населения в стране. Я был под прикрытием в этой операции три гребаных года, Харли, и на данный момент я сделаю все, чтобы их поймать.

Я подумала о Муте, брате Падших, который получил пулю в шею, пытаясь спасти Лулу, ее младшую сестру Беа и меня из горящего здания. Я подумала, не снабдили ли его Берсеркеры пистолетом, из которого пуля попала ему в шею, и моя решимость укрепилась.

— Присоединяюсь к тебе, Дэннер, — сказала я ему, — Не разбирайся со свиньями, это сделаю я.

— Ты хочешь работать в полиции, когда даже не можешь относиться к ним с уважением? — спросил он, фыркнув.

— Да, знаю. Они угрожали моей семье, продавали оружие всем, у кого были деньги, и подстрекали Крикета разломать меня пополам кулаками, чтобы я выдала секреты Падших. Думаю, у меня есть более веская причина, чем у большинства, чтобы вмешаться в это дело.

Рука Дэннера легла на мое бедро, невидимая для всех, зажатая между нашими телами, когда он стоял немного позади и сбоку от меня, но я почувствовал незаконное прикосновение, как удары током к моему сердцу.

— Не хочу, чтобы ты ввязывалась в это дерьмо, Рози, — сказал он мягко, слишком близко ко мне, его голос звучал у меня в ухе, а дыхание касалось моей шеи.

Я сильно вздрогнула, и в ответ его рука согнулась на моей пояснице.

— Слишком поздно, — сказала я, — Кроме того, ты так обеспокоен, что будешь прикрывать мою спину.

— Ага, бунтарка, — сказал он, и его рука опустилась ниже, прижавшись горячо и собственнически, как бродячий знак собственности на мою верхнюю часть задницы, — Я буду прикрывать твою спину.

Он отодвинулся, и мне не нужно было оглядываться, чтобы понять, что он стоит, скрестив руки на груди, не сводя глаз с моей задницы, пока я наклоняюсь над бильярдным столом, чтобы разбить шары.

Было поздно. В доме Бернадетт было не так много окон, поэтому трудно сказать точно, но солнце определенно село. Я выпила по крайней мере пять бутылок пива и несколько глотков, провинциальный фирменный напиток, представляющий собой пьянящую смесь водки, кофе, Бейлиса и Калуа, но в течение достаточно долгого периода времени, когда я не была настолько пьяна, насколько могла, я была просто навеселе.